— Мне бы хотелось их не понимать. Ничего из них не создавать, как бы ты меня ни пытала.
— Я и не собираюсь этого делать, зная что ты любил только сам нравиться, ты обожал поклонение, преданное служение. В своих обольщениях ты всегда был обходителен, льстив, фантастичен. Помнишь, как ты остановил движение на Мэдисон авеню в Нью–Йорке? Моя хорошенькая подруга Галя тебе и нам показывала Нью— Йорк, и мы любовались небоскрёбностями, вдруг ты, увидев магазин цветов на противоположной стороне, рванулся к цветам, показывая машинам, которых была на улице целая сотня, чтобы они тебя пропустили по срочному делу. Все пешеходы замерли, все машины остановились и бибикали, все смотрели на тебя. Ты перебежал через улицу, купил громадный букет из красных и белых роз и под взглядами публики, под приветственные звуки гудков водителей с охапкой роз подбежал к Гале и, преклонив колено и сняв шляпу, на глазах у изумлённой публики обсыпал её цветами. Вся улица тебе аплодировала.
Конечно, красавицы от тебя теряли головы, и как только они оставались без голов, тут ты начинал тиранить, предавать, порабощать, подчинять. А через время ты сталкивался с необъяснимым, они начинали тебе мстить… — никому не нравиться быть обманутым.
— Да. Они мне и отомстили, всё отобрали, выгнали.
— Чем же закончился твой с Лилей роман?
— Она вышла замуж за какого‑то клерка или адвоката и живёт в Англии. Она стала совсем некрасивой… — Про себя я подумала, что это он привирает насчёт её некрасивости, раз не его, то уже и не красивая. Может быть, Лиля оказалась ещё и умной и защитила себя от Диментовских притязаний?
— Я слышала, что ты женился на японке? Она казалась тебе непонятной?
— Она оказалась, как и все женщины, предательницей, и я сам не понимаю, почему я оказался с ней? Её зовут Миха. У меня есть прелестный сын от неё — Акиба. Теперь она мне не разрешает его видеть. Это единственное существо на свете, которое я люблю… Она мне мстит за то, что я не хочу быть только с ней одной, не хочу быть в браке, ты знаешь, что для меня брак — это оковы, обязательства, хлопоты. Она не даёт мне встречаться с любимым.
Тут он встал, схватил голову руками, произнёс ругательство в адрес японки, и на его лице опять появилась немая мука. — Получила какой‑то ордер, чтобы я не приближался к её дому, засадила меня в тюрьму, якобы я её ударил… Он стал припоминать массу подробностей своей жизни с японкой, чьей она была любовницей, какая она неинтересная, потом перескочил на тюрьму, как в тюрьме его звали «Иван»… И в голосе появились шутовские и злобные нотки. Я решила перевести разговор с этих подробностей на более приемлемые темы.