— Обычный, российский, — пожал плечами Вадим.
— Тогда надо бороться, — упрямо сказала она.
— С законом? — весело уточнил он.
— С убеждением, будто ничего сделать нельзя. Будто из этой ситуации нет выхода.
— Иными словами, там, где закон бессилен, мы должны смочь? Этакие супермены, которым любые преграды нипочем?
Он смеялся над ней. Над ее горячностью. Над наивностью человека, ничего не смыслившего в юриспруденции. Мол, против лома нет приема. А вот Борис в таких случаях говаривал:
— Окромя другого лома!
Что ж, давай думай сама, раз ты такая крутая. Закон не бессилен, закон — бессильный. И не хочет защищать граждан, для которых же и создан. А раз так…
Вадим посмотрел на ее поджатые губы, поинтересовался:
— Злитесь на закон?
— Я всегда злюсь, когда мне говорят: выхода нет.
— Я этого не говорил, — не согласился он.
— Но разве не вы только что…
— …Сказал, что ничего нельзя сделать по закону.
— Хотите сказать, можно сделать что-то в обход его?
— Все действия в обход закона называются знаете как? Афера. А еще точнее — беззаконие. Криминал.
— Ну и пусть. Если хотите знать, Остап Бендер всегда был моим любимым героем.
— Вон вы ка-ак!
— Да, я так!
Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
Шутки шутками, но Вадиму их разговор не очень нравился. Пойти на поводу у этой бесшабашной женщины — значит, и в самом деле пойти против закона. А он потому в свое время и стал учиться на юридическом факультете, что всегда верил: справедливое общество — то, где правит закон. Так учили классики. Так должны были считать все честные люди.
Вадим собирался стать слугой закона. Следить, чтобы и другие по нему жили.
Но в последнее время он видел так много беззакония, таким незащищенным себя временами чувствовал, что его твердокаменные принципы дали солидную трещину.
Первое, в чем он разочаровался, были сами служители закона.
Его однокурсники устраивались на престижную работу или с помощью очень волосатой руки, или платя непомерный для него «вступительный взнос». Что говорить об адвокатах, в чьи сплоченные ряды он не смог прорваться!
Не меньший ажиотаж наблюдался вокруг должности судебного пристава, чей официальный оклад по меркам среднего класса составлял копейки, а попадали на эти места сплошь по блату или за деньги. Место считалось хлебным, и никто из юристов не собирался на этом месте именно блюсти закон. Здесь учились весьма ловко закон обходить.
Такая вот жизненная игра в казаки-разбойники. В казаки попасть не получилось, идти в разбойники? Да и были ли казаки, то есть блюстители закона? Произнести «нет» — не поворачивался язык. Тогда во что же верить?