– Но ведь случай с Толиком не совсем типичный, верно? – спросила я. – Его вернули! Не совсем домой, но все же оставили почти там же, откуда взяли.
– Верно, – кивнул Карпухин. – Как я уже говорил, таких, вместе с Лавровским и Красиным, одиннадцать человек. Мои ребята попытались связаться с ними – вернее, с их родителями. Только одна мамаша согласилась поговорить, но ничего нового не сказала. Некоторые переехали, а оформление командировок, сами понимаете, проблематично. Остальные отказались даже слышать о том, чтобы снова дать показания, считая, что, раз следователи уже один раз напортачили, и дело лопнуло, как мыльный пузырь, то больше к этому добавить нечего. Но мы продолжаем пытаться...
– Погодите, – прервала я майора, – у меня есть одна идейка.
– Да неужели? – поднял брови Лицкявичус.
В такие минуты я его ненавидела. Иногда глава ОМР вел себя вполне нормально, доверял моим суждениям, даже хвалил, хоть это и случалось очень редко. Но чаще всего он демонстрировал превосходство, причиной которого, судя по всему, являлся мой пол! Однако я заметила, что с Ивонной Лицкявичус общался подчеркнуто вежливо и внимательно выслушивал все, что она имела сказать. Может, дело в возрасте? Или просто в том, что ему не нравлюсь лично я?
– Что за идея? – словно не слыша высказывания Лицкявичуса и ничуть не обидевшись на то, что я его перебила, поинтересовался майор.
– Не знаю, как это вышло, – начала я, – но, несмотря на наши предупреждения и принятые предосторожности, одному журналисту удалось пронюхать о Толике Лавровском.
– Черт! – коротко выругался Лицкявичус.
– Кроме того, этот парень, похоже, провел свое маленькое расследование и выяснил, что наш мальчик – не единственный. Он утверждает, что беседовал с родственниками других пострадавших детей.
– Во дожили! – развел руками Карпухин. – С журналистами не говорят – поют, что твои соловьи, а с органами – молчок! И как, спрашивается, раскрывать дела, если не только свидетели, но и потерпевшие придерживаются кодекса молчания?
– Думаю, – продолжила я, – нам стоит поболтать с этим парнем, Олегом Гришаевым, прежде чем снова пытаться разговорить потерпевших. Если он не врет, то, возможно, у него есть информация, которая могла бы помочь нам выяснить, действительно ли дело Толика и остальные десять както связаны между собой?
– Отличная мысль! – согласился майор. – Может, тогда вы и побеседуете с парнишкой? Думаю, с привлекательной женщиной он будет более откровенен, чем с любым из нас.
На самом деле это было не совсем то, чего бы мне хотелось, – честно говоря, я надеялась, что этим займется сам Карпухин или в крайнем случае Лицкявичус. С другой стороны, никто ведь не тянул меня за язык: идея моя, значит, и воплощать ее мне.