– А как насчет похищений ради органов? – спросила я, стараясь перевести беседу в нужное мне русло. – Ведь именно этим спровоцирована ваша последняя статья о Толике Лавровском? Как, кстати, вам удалось узнать о мальчике, ведь персоналу больницы строгонастрого запретили посвящать в дело прессу?
– А как вы самито о нем узнали? – хитро прищурившись, усмехнулся Олег. – Если у вас имеются свои информаторы, то почему же вы думаете, что и другие не найдут подход к нужным людям? Я свои источники не выдаю, уж не обессудьте! Что же касается органов – да, я и этим занимался. К сожалению, счастливых исходов мало, вы и сами в курсе: обычно дети, похищенные для этих целей, не возвращаются, их потрошат целиком, а оболочку, как бы цинично это ни звучало, выкидывают на помойку. Они забирают все, что можно пересадить реципиентам, – почки, печень, роговицу глаз, поджелудочную железу, кишки, даже кисти рук! Когда я начинал этим заниматься, то не думал, насколько велика проблема незаконной торговли органами, особенно – детскими.
Я посмотрела в окно, не в силах больше фокусировать взгляд ни на фотографиях, которыми были увешаны стены, ни на журналисте, так обыденно говорившем об ужасных преступлениях против человечества. Там, за стеклом, сгущались сумерки, но было еще достаточно светло, чтобы видеть: стоит прекрасная погода, почти безветрие, люди копошатся внизу, спеша по своим делам, не подозревая о том, что гдето, совсем рядом с ними, происходит нечто, способное ужаснуть даже самого отпетого циника.
– Я поднимал статистику, – продолжал между тем Олег. – Такие преступления редко раскрываются. Тела обнаруживаются зачастую через несколько лет, когда и речи быть не может о том, чтобы отследить каналы транспортировки органов. А сколько тех, кого вообще не находят? Это уже не говоря о том, что остается еще и этический вопрос:
насколькожив или мертв был пациент, у которого изъяли органы для трансплантации? Вы же знаете, как редко врачам удается добраться до пригодных к пересадке органов, потому что в России, к сожалению, мы все трясемся над своими покойниками или
почтипокойниками.
– Легко вам говорить! – процедила я.
– Ято как раз знаю, о чем говорю, – возразил Гришаев. – Начав заниматься этим расследованием, я, скажем так, переосмыслил свое
бытиеи написал завещание, в котором после смерти передаю свое тело медицине. Если не пригодятся органы – что вполне возможно, ведь я курю и выпить не дурак, – тогда пусть оно пойдет на исследования или в анатомичку: студентам, в конце концов, тоже нужно на комто тренировать свои практические навыки.