Дочь партизана (Берньер) - страница 21

Роза не заводила себе воображаемого друга. Я, впрочем, тоже. Она часто вспоминала персонажи народных сказок, про которые ей рассказывала плешивая бабушка, скрывавшая лысину под шалью. Старуха носила черную вдовью одежду и растоптанные башмаки, подходившие на любую ногу. В жизни таких не видел; может, Роза сочиняла? Правую щеку бабки, вспоминала Роза, украшала огромная волосатая бородавка, и целовать ее было все равно что лобызаться с мужиком. Старуха рассказывала о дедовом брате, ходившем на медведя, и бабкиной сестре, которая бежала от мужа-тирана и в шайке разбойников перебралась через Динарские Альпы. Потом на рыбачьей лодке уплыла на остров Кефалония, где стала жить с человеком по имени Герасим. Через много лет с двумя сыновьями-верзилами она приехала на родину и потребовала развода. Видимо, хотела узаконить детей, чтобы Герасим сошел в могилу честным человеком.

Мне нравились эти байки, но теперь я уж и не знаю, было ли в них хоть сколько исторической правды. Помнится, там фигурировал некто «Черный Георгий», а еще кто-то по имени Матия Губец[14]. Слегка наигрывая благочестивый ужас, Роза смаковала жутко кровавые истории о турках. Одна была про властителя, который всех пленных ослепил, но в каждой сотне одного оставил зрячим, чтоб отвел товарищей домой. Король, с которым турок воевал, от потрясения умер, увидев, что сталось с его войском. Потом была история о трагической любви принца Михаила и еще о том, как в загребском соборе Губеца короновали «крестьянским королем»: толпа ревела и размахивала шляпами, а ему на голову надели добела раскаленный обруч. Рассказы эти, нередко запальчивые, объясняли Розину ненависть к туркам, хорватам, албанцам и прочим балканским соседям. Как-то я слышал анекдот об ирландском варианте болезни Альцгеймера: забываешь все, кроме ненависти. Наверное, Розины истории – балканская разновидность этого недуга. Я пересказывал ей знаменитые английские легенды – скажем, о короле Альфреде и сгоревших пирогах или о Роберте Брюсе и пауке, – но они, конечно, не могли состязаться с историями о тех, кого короновали добела раскаленным обручем. Много позже дочь рассказала мне, как погиб король Эдуард Второй: ему в задницу вогнали добела раскаленную кочергу. Наверняка Роза оценила бы этот сюжет, и я пожалел, что уже не с кем поделиться.

Роза ладила со всякой дикой живностью. Пряталась в подсолнуховых зарослях, где ее видели одни лишь птицы, и зверье потихоньку к ней привыкало. Подсмеиваясь над собой, рассказывала, что мыши были ее гонцами, кролики – лордами и вельможными дамами, пчелы, если не ошибаюсь, русскими шпионами или убийцами-турками, а лисы – принцами и принцессами. Себя она тоже мнила принцессой и вообще была слишком озабочена царственностью – как-то странно для коммунистки. Мы встретились еще до появления принцессы Дианы, но я уверен, что позже Роза восторгалась ее историей. Помню, в наших беседах о принцессе Маргарет и капитане Питере Таунсенде, о герцоге Виндзорском и миссис Симпсон