В отличие от шатра трон прежде значился меж символов власти султана Баязида, но теперь поверженный властитель, еще недавно гордо носивший звание Тени Аллаха на Земле, сидел чуть поодаль хмуроликого завоевателя на низкой кошме, заваленной расшитыми шелком подушками. Баязид казался погруженным в размышления. По всему видать, невеселые. Ладонь его красовалась на рукояти бесценного кинжала, шедевра непревзойденных дамасских мастеров. Другая рука султана нервно теребила за спиной золотую кисть подушки.
Лишенный величия повелитель старался не глядеть на человека, стоящего перед грозным Тамерланом с таким дерзким видом, будто неведомо было всем и каждому от полноводного Инда до Срединного моря, что следует униженно преклонять колени и опускать очи долу пред живым воплощением карающего меча в руке Аллаха.
Человек, дерзнувший прямо глядеть на повелителя, пожалуй, был не старше султана, хотя длинная борода и прибавляла ему лет. Рваная шерстяная накидка висела на нем клочьями, и он то и дело придерживал спадающий с плеча лоскут выцветшей грубой ткани.
— Ты ли тот человек, которого именуют Хасан Галаади?
— Я, Великий амир.[2]
— Знаешь ли ты, кто перед тобой?
— Догадаться не сложно, даже ни разу прежде не видав. Слава Тимура мчится впереди самых быстрых всадников из твоих орд.
— Отчего же тогда стоишь, как степной байбак?
— Льстецы именуют тебя, амир, мечом Аллаха. Всякий день пять раз я преклоняю колени пред могуществом отца всех правоверных, но пристало ли так же воздавать хвалу его мечу, поясу, сандалиям?
Баязид нахмурился, опустил глаза, но искоса глянул на своего победителя. Ему показалось, что на лице Тамерлана быстро, точно кобра по раскаленному камню, скользнула усмешка. Скользнула и пропала.
— Ты дерзок, Хасан Галаади. Очень дерзок. Знаешь ли ты, что я могу казнить тебя за это?
Дервиш безучастно пожал плечами:
— Если будет на то воля Аллаха.
— Ты что же, — заинтересованно подняв брови, спросил Тамерлан, — хочешь убедить меня, что не дорожишь жизнью?
— Всякая тварь под небом дорожит жизнью. И букашке, втоптанной в пыль копытами твоего скакуна, и даже кедру, из которого сделан трон, ныне ставший твоим, была отрадна жизнь. Но посредством творений своих на Земле Аллах осуществляет свои высокие, неподвластные разумению смертных, замыслы. И ты, Великий амир, и низвергнутый султан Баязид, и я — нищий дервиш — лишь части Божьего плана. Чего бы ни желали ты или я, лишь Его замысел воплотится!
Тамерлан улыбнулся, уже не скрывая более, что ему нравится разговор.
— Ты и вправду мудр и красноречив, как о том рассказывают.