Он вяло закончил:
— Я спросил только потому, что подумал: вдруг между вами произошло что-нибудь… м-м… неожиданное. Тогда можно было бы объяснить рассеянность Ральфа и понять, почему случилось несчастье. Но поверьте мне, я понимаю, как вы расстроены. Почему бы вам не взять отпуск на неделю или на то время, что вам потребуется? На семинаре мы без вас обойдемся. Я найду, кем вас заменить. А когда самое тяжелое время пройдет…
Роберта покачала головой:
— Спасибо, профессор, но я буду ходить на занятия. Дома мне хуже.
Она поднялась и взяла сумочку под мышку. Подойдя к дверям, она остановилась, чтобы отпереть замок, и тут Брейда осенила новая идея.
— Подождите, Роберта.
Она ждала, не оборачиваясь. Брейд тоже медлил, чувствуя себя дураком и не зная, как лучше спросить.
— Я надеюсь, — сказал он, — вы не рассердитесь, если я задам вам один интимный вопрос?
— Более интимный, чем прежние, профессор?
Брейд откашлялся:
— Может быть. Понимаете, у меня есть на то свои причины. Ну хорошо, дело вот в чем: у вас не было никаких осложнений с профессором Фостером?
Тут она обернулась:
— Осложнений? — Брови ее поднялись, и голос звучал изумленно.
Брейд с отвращением подумал: «А, к черту, надо спросить прямо!»
Он сказал:
— Грубо говоря, профессор Фостер к вам не приставал?
— Какой же это интимный вопрос? — удивилась Роберта. — Профессор Фостер из своих приставаний секрета не делает. Мне тоже выпала эта честь. Всем студенткам приходится пройти через это. Мне досталось не больше, но и не меньше, чем другим. Профессор Фостер так добр, что оделяет своим вниманием всех — щедро и поровну.
— Ральф знал об этом?
Она почти насторожилась:
— Почему вы спрашиваете?
— Потому что, мне кажется, Ральф знал. Правда?
Девушка молчала.
Брейд продолжал:
— Знал, поскольку профессор Фостер не слишком следит за своими высказываниями. («И не всегда ограничивается своими высказываниями, — подумал он. — Уж этот мне „липун“ Фостер!») Конечно, Ральфу это не нравилось. Он мог выразить Фостеру свое возмущение.
— Профессора Фостера никто не принимает всерьез, — сказала Роберта сердито. — Иногда он действует на нервы, но это ерунда. Если б хоть одна из нас пошла ему навстречу, он выбросился бы с перепугу из окна.
— Но в том-то и дело, что Ральф принял все всерьез и дал понять это Фостеру.
— Простите, профессор, я должна… мне… мне не по себе.
Она снова повернулась к двери, потом опять оглянулась и спросила неожиданно дрогнувшим голосом:
— Скажите, а записи Ральфа, они вам нужны?
— Пока нужны. А потом я, вероятно, отдам их вам.
Она колебалась, будто собираясь еще что-то сказать, но промолчала. И вышла.