На Дотти было черное бархатное безрукавное платье, сбоку усыпанная блестками пряжка. Когда потянулась за сигаретой, рука у нее обвисла, но неважно. Это ничуточки ее не портило.
Рот был как красная рана на белом от пудры лице, и когда во втором акте она говорила мужу, что этот ублюдок Мартин никогда ее не любил, никогда-никогда, хоть они были любовники, из трагических глаз текли настоящие слезы.
В семь Стеллу послали за бутербродами с ветчиной. Стемнело, дождь хлестал по булыжникам. Она добежала до кафе бегом и дергалась, пока ветчина скворчала на сковородке. Спешила в сверкающую вымышленную гостиную. Возвращаясь через площадь, чувствовала, что идет домой. Это не „Аберхаус-отель“, вообще, — какое сравнение!
Мередит сидел в партере, закинув ноги на стулья впереди.
— Просто изумительная пьеса, да? — сказала Стелла, подавая ему бутерброд.
— А как по-твоему, — спросил он, — про что она?
— Про любовь, — мгновенно выпалила Стелла. Она об этом уже думала. — Каждый любит кого-то, кто любит кого-то еще.
Он объяснил, что она заблуждается. В основном это пьеса о Времени.
— Взгляни на нее с такой точки зрения, — убеждал он. — Все мы участники похоронной процессии, и кое-кто, кому особенно дорог усопший, отстает, чтоб завязать на ботинках шнурки. Связь с любимым лишь временно оборвалась. Мертвые еще здесь, как и те, кого мы думаем, что любим, сразу за углом… ждут, когда их догонят.
— Ну да, — сказала Стелла. — Я просто не подумала.
Хоть убей, она не могла понять, при чем тут похороны. И не все носят ботинки со шнурками. Но было все же приятно, что ему важно ее мнение.
Бонни велел ей звать актеров на последний акт. Он еле говорил. Нашел в аптечке йод и приложил пропитанную ватку к мучительному зубу.
Грейс Берд уже вышла в коридор из гримерки. которая у них была на двоих с Дон Алленби.
— Послушай-ка, — сказала она. — Скажи Бонни, пусть заскочит, ладно?
— Что там за шум? — спросила Стелла, хоть все и так было ясно. Кто-то визжал и рыдал, будто попал в капкан.
— Ни слова, — сказала Грейс. — Иди за Бонни.
Актеры расхаживали в кулисах, попыхивали сигаретами, не сводили глаз с задвижной двери, чтоб пожарные не накрыли. Десмонду Фэрчайлду в глаз попала соринка, и Дотти, сочувственно охая, протянула ему бумажную салфетку, чтоб он высморкался.
— Ну как, полегчало? — спросила она, и он ответил вызывающе, как-то странно на нее глянув:
— Господи, ты, по-моему, думаешь, что так можно решить все проблемы!
— В чем там дело? — крикнул Мередит. — Почему не начинаем?
Он явно сердился.
Стелла на цыпочках вышла на просцениум, заслоняясь от слепящей рампы. Она не видела Мередита.