— Это мистер Картрайт, — сказала Стелла, — из Уирролского драматического общества. Играет Британа. В спектакле занята бездна народа, двадцать студентов университета выступают статистами.
Они пошли в буфет кинохроники на Клэйтон-сквер. Идею подала Стелла. Ей хотелось поглядеть, как ахнет буфетчица, когда репортер возьмется за самописку.
— Когда началась война, я был как тростинка, — жалобился он. — Два года в авиации, и меня разнесло. — Он взбирался на высокий табурет, протискивая под стойку могучие бедра.
— Вас, наверно, интересует, с чего началась моя работа в театре, — сказала Стелла. Стремясь воздать должное по справедливости, она прибавила: — Меня тренировала миссис Аккерли в Крейн-холле. Двенадцати лет от роду я получила медаль.
— Все этот харч армейский, — сетовал репортер. — Эта их картошка вареная.
— Она совершенствовала мои гласные. Они были у меня плохо поставлены. Это связано с носоглоткой, так же, как с регионом.
— Жратва их паршивая, — он развивал свою тему. — Вот, привык и втянулся.
Для человека, отчаивающегося из-за своего аппетита, он удивительно мало внимания уделял гренкам, которые заказал: ковырял их вилкой и возил, возил по тарелке. То и дело вынимал из внутреннего кармана пиджака квадратную флягу и совал, как трубу, к губам.
— Незаменимая вещь. Бодрости ради для, — приговаривал, булькая.
— Ни с того ни с сего такого не бывает, верно? — сказала Стелла. — Я думаю, вы несчастливы.
— Исключительно да, дорогуша, — признался он. — Какая же вы умничка. И все из-за моей семейной жизни. — Он снял котелок и несколько минут освещал недостатки своей жены Риты, которая служила в сухопутных войсках, когда он впервые увидел ее. Проносилась по пашне за обносившей их базу колючей проволокой. Скольких бы мук сердечных, думал он теперь задним умом, он избежал бы, если б тогда смотрел в другую сторону. Ах, как она классно сидела на тракторе, а за ней вереницей чайки, чайки…
— Феноменально выглядела, — сказал он, — королева, озирает свои владенья. Тэсс из рода д'Эрбервиллей… в таком роде. Правда, я должен признаться, что после нескольких медовых месяцев мы все больше буксовали на взлетной полосе… если, конечно, ты просекаешь мою мысль.
Стелла не просекала. Но кивала тем не менее.
— Видно, потому вы так и растолстели, — сказала она. — Нарастили массу, чтобы выдержать давление.
Он ответил печальной улыбкой, извинился, пнул табурет, тяжко прошлепал в мужскую уборную.
— У меня берут интервью, — сказала Стелла буфетчице. — Я выступаю в театре. Исполняю роль мальчика-царя, у которого отец Авлет флейтист.