— Назад, назад, — кричал Бонни бежавшим на него пиратам.
— Берегите лодыжки, мальчики, — орал помреж „Эмпайра“, сгоняя их со своего поля.
Кое-как выманили из легковушек девиц, рассадили в первом ряду, забросали пальто, куртками, шарфами, просили не прыгать. Трибуна опасно скрипела, девицы визжали.
Вернон сперва даже растерялся. Игроки одеты были не разбери поймешь как — некоторые не удосужились переодеться в трусы. У вратаря „Эмпайра“ вместо наколенников были приляпаны к тренировочным брюкам крикетные щитки. Изо рта знаменитого комика торчала сигара. Рядом крутился шофер, сверкала на студеном свету фляжка. В общем, ясно было, что ждать серьезной игры не приходится.
Вернон пожалел, что отшил Харкорта: вместе бы посмеялись. Он никого тут не знал, кроме Стеллы и Поттера. Стелла стояла посреди поля и разговаривала с единственным малым, одетым по-людски: в трусах и фуфайке. Он ее удерживал за плечо и, как видно, о чем-то просил. О чем неизвестно, но она была непреклонна. Вернону стыдно было за нее. В каком-то длиннющем пальто; мела подолом землю, когда гордо уплывала прочь: нет чтоб чуть подобрать.
Перед самым свистком Вернону показалось, что она его увидела. Вроде глянула в его сторону. Он было поднял руку, помахать, да передумал. Не к спеху. Сама еще подойдет. Если себя повести с умом, может, разрешит поехать с ней вместе в автобусе.
Мередит был судьей. Стелла жалела, что он не выбрал себе более видную роль. Она не очень понимала в футболе, но даже ей сразу стало ясно, что на поле заправляют Джеффри с О'Харой. В автобусе Джеффри мрачно смотрел в окно. А сейчас остервенело носился по флангу, как ненормальный. В первую же минуту забил гол, через четверть часа — второй. Вся команда его хлопала по спине, зрители аплодировали, но он все равно, кажется, не особенно радовался.
Игра велась в основном в середине поля или перед воротами „Острова сокровищ“. Мередит почти все время стоял к Стелле спиной: она перебралась к кладбищу, когда засекла дядю Вернона перед клубом.
Скоро ей все это надоело, и она по тропе побрела к дороге. Возле церкви стоял погребальный автомобиль, и человек в черном цилиндре желтой тряпкой начищал кузов.
— Уже начали, — сказал он, и она, кивнув, покорно ускорила шаг.
Дверь взвизгнула жутко, когда Стелла ее открывала. Гроб стоял на подмостях перед алтарем, и в белом стихаре, спиною к скамьям, пастор. Окно за алтарем заменили фанерой с хромой надписью черной краской: „Не кантовать“. Голая одинокая лампочка горела над престолом и обращала всю сцену в спектакль с неумелым осветителем. Стелла бы выскользнула и убежала, но скорбящие уже оглянулись на дверной скрип и смотрели на нее. Их было трое, две женщины и один мужчина, все старые, седые, у каждою по пастушьему посоху с крюком, опертому на переднюю скамью. И больше — ни души, кроме невидимого органиста, как раз громыхнувшего разлаженным гимном.