— Такое ощущение, что у меня не голова, а земной шар, — бубнила я, ловко работая руками. — Этим, пожалуй, можно было бы всю Землю обмотать по экватору. Причем раза два.
Тут мой взгляд совершенно случайно упал на скромный портфельчик Николая Зотова…
В жизни каждого человека бывают моменты, о которых впоследствии он вспоминает с легким намеком на стыдливость. До этой минуты у меня был лишь один подобный эпизод — однажды классе в седьмом я нарисовала в классном журнале против своей фамилии парочку пятерок по алгебре. Этот предмет всегда давался мне с трудом. Наверное, с тех самых пор стройные ряды цифр странным образом волнуют мою гуманитарную натуру.
Ничем не примечательный портфель следователя манил меня ничуть не меньше, чем сокровища инков манят исследователей. Я метнулась к ванной и припала ухом к двери. Зотов старательно исполнял арию Мистера Икса из известной оперетты. Кое-какие слова, им забытые, Колька заменял невнятным мычанием или обычным «ла-ла-ла». По всему выходило, что в ближайшие несколько минут покидать ванную следователь не собирается. Немного подивившись репертуару Николая, я вернулась к его портфелю.
— …Слушая скрипку, дамы в ложах вздохнут, скажут с улыбкой: «Храбрый шут», — невольно вступила я в дуэт с Зотовым, а сама тем временем внимательно изучала содержимое его портфеля. Милицейское удостоверение после тщательного осмотра я вернула на место. Табельное оружие впечатлило намного больше. Тяжелый, прохладный пистолет внушал уважение и странную уверенность в собственных силах. На миг я ощутила себя отважным героем какого-нибудь боевика, этаким Брюсом Уиллисом, в очередной раз спасающим человечество, и даже лихо прицелилась на Колькины ботинки. Соблазн был велик, но я с глубоким вздохом сожаления убрала пистолет обратно в портфель. Газету «Криминальная хроника», усохший бутерброд с позеленевшим от древности сыром, завернутый в пищевую пленку, и худой бумажник я оставила без внимания, а вот в чтение служебного блокнота следователя погрузилась с удовольствием.
Да уж! Тяжела и неказиста жизнь простого гимназиста, то есть простого следователя. Все записи я изучать не стала, хотя там было много интересного. Петька бы уж точно впал в экстаз от такого обилия материала! Тут дел на целую документальную серию, не то что на какой-то часовой репортаж! А там, глядишь, и до ТЭФИ рукой подать. Не без труда подавив в себе нехорошее чувство зависти, я приступила к изучению последних записей, сделанных Зотовым. Среди непонятных схем я увидела главное: адреса и телефоны жертв Охотника, в том числе и бедолаги Студента. Я быстро переписала их все на клочок бумаги, на всякий случай наспех срисовала пару схем и с чувством выполненного долга убрала блокнот. Однако, против всех ожиданий, облегчения не наступило. Наоборот, жажда деятельности охватила меня еще сильнее. Пришлось еще раз провести сеанс прослушивания. Зотов выходить не собирался. Он сменил репертуар и теперь мурлыкал песенку Львенка: «Я на солнышке сижу»…