Элли не умела врать. А потому не стала меня разубеждать.
— Пожалуй, — согласилась она. — Он, наверное, даже испугался бы. Разумеется, сначала. А потом ему пришлось бы к тебе привыкнуть.
— Бедняжка Элли, — вдруг вырвалось у меня.
— Почему ты так говоришь?
— Я просто повторяю то, что уже когда-то тебе говорил, помнишь?
— Помню. Ты назвал меня «бедной маленькой богачкой». И был совершенно прав.
— Правда, сейчас я имел в виду нечто другое, — отозвался я. — Я назвал тебя бедняжкой вовсе не потому, что из-за своего богатства ты жила как в плену. Я имел в виду… — Я не сразу решился, но все же произнес:
— Вокруг слишком много людей, которые ждут от тебя подачки, а вот твоя собственная судьба их мало волнует. Верно?
— Да нет, дядя Эндрю, по-моему, искренне меня любит, — не очень уверенно возразила Элли. — Он всегда очень добр и внимателен ко мне. Что же касается остальных… Тут ты, пожалуй, прав. Их интересуют только подачки.
— Они приезжают и попрошайничают, верно? Одалживают у тебя деньги, ждут подарков. Надеются, что ты выручишь их из беды, и стараются ухватить кусок пожирнее!
— Что ж, это вполне естественно, — спокойно отозвалась Элли. — Но теперь с этим покончено. Я буду жить в Англии и редко с ними встречаться.
В этом она, конечно, ошибалась, но пока пребывала в счастливом неведении. Чуть позже явился сам Стэнфорд Ллойд собственной персоной. Он привез Элли на подпись кучу бумаг и документов, требуя от нее согласия на разные капиталовложения. Он говорил с ней о ценных бумагах и акциях, о недвижимости, которой она владела, и о контроле над расходами. Для меня все это было полной тарабарщиной. Помочь ей или посоветовать что-либо путное я был не в состоянии. Но и помешать Стэнфорду Ллойду обманывать ее я тоже не мог. Оставалось только надеяться, что он этим не занимается, но откуда мне, невежде, было знать?
Нет, пожалуй, Стэнфорд Ллойд был слишком уж безупречен, чтобы можно было верить в его искренность. Он был банкиром, и это было буквально написано у него на лбу. Довольно видный мужчина, хотя и не первой молодости. Со мной он держался необыкновенно учтиво и, хотя наверняка считал меня полным ничтожеством, старательно это скрывал.
— Надеюсь, это последний из стаи стервятников? — спросил я, когда он наконец отбыл.
— Тебе они все не нравятся, правда?
— Во всяком случае, твоя мачеха — настоящая ведьма, да к тому же еще и лицемерка. Извини, Элли, я не должен был этого говорить.
— Почему же, если ты искренне так считаешь? По-моему, ты не далек от истины.
— Тебе, наверное, было очень одиноко, Элли, — заметил я.