Элли не хотелось отвечать на этот вопрос.
— Она… В настоящее время она живет с нами, потому что у меня растяжение связок, и я вынуждена была пригласить кого-нибудь ухаживать за мной. Но сейчас я уже поправилась.
— Молодоженам лучше жить одним, — назидательно произнесла мать.
Мы стояли у ворот и смотрели, как она спускается вниз с холма.
— Сильный у нее характер, — задумчиво сказала Элли. Я был сердит на Элли, очень сердит за то, что она, не предупредив меня, поехала-таки к моей матери. Но когда она повернулась и посмотрела на меня, чуть приподняв одну бровь, с этой своей забавной полуробкой, полудовольной улыбкой маленькой девочки, я не мог не улыбнуться.
— Ну и обманщица же ты, — сказал я.
— Обстоятельства иногда вынуждают, — парировала Элли.
— Прямо как у Шекспира, в пьесе, в которой я однажды участвовал. Ее ставили у нас в школе. — И смущенно процитировал:
— «Отца ввела в обман, тебе солжет».[29]
— Кого ты играл? Отелло?
— Нет, — ответил я. — Отца Дездемоны. Поэтому я и помню эти слова.
— «Отца ввела в обман, тебе солжет», — в раздумье повторила Элли. — Я же, насколько мне помнится, ни разу не обманула своего отца. Может, если бы он прожил подольше, и обманула.
— Не думаю, что он отнесся бы к нашему браку более благосклонно, чем твоя мачеха, — сказал я.
— Я тоже, — отозвалась Элли. — Он, по-моему, очень чтил всякие условности. — Она опять улыбнулась по-детски забавной улыбкой. — И мне, наверное, пришлось бы, как Дездемоне, обмануть отца и бежать из дома.
— Почему тебе так хотелось повидаться с моей матерью, Элли? — полюбопытствовал я.
— Дело вовсе не в том, что мне хотелось повидаться с нею, — ответила Элли. — Просто мне было неловко, что я не знакома с ней. Ты не очень часто говорил о своей матери, но из того немногого, что я слышала, я поняла, что она всегда старалась делать для тебя все, что было в ее силах. Много работала, чтобы ты мог учиться, и помогала, чем могла. Вот я и подумала, что если я к ней не поеду, то она сделает вывод, что я кичусь своим богатством.
— Твоей вины тут не было бы, — сказал я. — Скорее уж моя.
— Да, — согласилась Элли и добавила:
— Я ведь понимаю, почему ты не хотел, чтобы я знакомилась с твоей матерью.
— Думаешь, у меня комплекс неполноценности из-за матери? Ничего подобного, уверяю тебя.
— Пожалуй, — задумалась Элли, — теперь я это понимаю. Просто ты не хотел, чтобы она при мне читала тебе нравоучения.
— Какие нравоучения? — недоумевал я.
— Теперь я вижу, — продолжала Элли, — что она из тех людей, которые хорошо знают, чем следует заниматься другим. Она, наверное, все время наставляла тебя, советовала, какую работу ты должен искать.