Рябинин категорически запретил Виктору ввязываться по пути в штаб партизанского соединения в какие бы то ни было операции. Время разрозненных случайных стычек миновало. Было необходимо координировать действия всех отрядов, чтобы провести последнюю решающую операцию одновременно с началом наступления армии. Рябинин со дня на день ждал указаний командования партизанским движением.
— Кого вы оставили за себя?
— Андрея Дрибненко, — сказал Виктор и, узнав, что Тоня уже приняла сводку Совинформбюро, попросил побольше листовок, но доктор не согласился.
— Там Боженко подкидывает литературу, большая часть нам в городе нужна. — Рябинин помолчал и сказал хмуро: — Передайте Боженко неприятную новость. Фельдкомендатура доставила из Марфовки в гестапо Марусю Осетрову. Дело ее плохо. Пособничество партизанам. На допросе молчала. Взяли ее по доносу, узнать бы, кто эта сволочь… — Он прижал руки к груди. — Жаль! Мне говорили, удивительной души человек Осетрова… Не первый раз подписываю похоронные нашим товарищам — и каждый раз сердце сжимается в предчувствии… Стар, видно, становлюсь…
Рябинин сказал о сердце не просто к слову: у него появились сильные боли. Терапией он занимался лет двадцать назад, но симптомы этой болезни не забыл.
Встревоженный прорвавшейся у доктора тоскливой ноткой, Виктор участливо посмотрел на него. Этот шестидесятилетний всегда такой спокойный человек с лицом ученого был ему сейчас дороже отца.
— Это ж пустая формальность, Александр Тихонович, — сказал он с деланным удивлением. — Они все одно повесят, хоть с вашей подписью, хоть без подписи. Только вам хуже будет, и дело наше погорит.
— Так-то оно так, — покачал головой Рябинин. — А как подумаю, что придут ко мне после войны, ну хоть дети той же Осетровой или другие, и поглядят мне в глаза, и спросят, как же ты, старик, осмелился руку приложить к смерти нашей матери, а? Жутко подумать!..
Виктор коснулся руки доктора на подлокотнике кресла.
— Тогда все будут знать, Александр Тихонович…
Рябинин виновато усмехнулся. Чем ближе время освобождения, тем тяжелее думать о гибели товарищей. И так список слишком велик! Но хватит переживаний!
— Боженко сейчас тяжело, — сказал он, — каратели жгут камыши на лиманах. Но пусть все-таки постараются переправить детей Осетровой в город — у нее, кажется, сын и дочь. А мы попытаемся вызволить ее, я уже говорил с Васильевым…
Тоня напомнила доктору об обеде. Рябинин открыл кабинет.
— Ну, Виктор, отправляйтесь! Кстати, Тоня, где вы сможете устроить еще двух детей?
— У Фроловых, — не задумываясь, сказала девушка. — Это надежные люди, и живут они за парком.