— Прекрасная идея, — улыбнулся сэр Стэффорд Най, целуя ее благоухающую духами бледно-розовую морщинистую щеку. — А как вы поживаете, дорогая тетушка?
— Ну, я стара, — заявила леди Матильда Клекхитон.
— Да, я стара. Конечно, ты не знаешь, что такое старость. Не одно, так другое: то ревматизм, то артрит, то эта гадкая астма, то ангина, а то колено подвернешь. Вечно что-нибудь не так. Нет, ничего страшного нет, и тем не менее. Почему ты приехал ко мне, милый?
Сэра Стэффорда несколько ошеломила прямота вопроса.
— Я всегда навещаю вас после заграничных поездок.
— Тебе придется пересесть на стул поближе, — сказала тетка Матильда. — Со времени твоего прошлого визита я стала немного хуже слышать. Ты какой-то не такой… Почему?
— Потому что я загорел, вы ведь сами сказали.
— Чепуха, я вовсе не об этом. Неужели у тебя наконец-таки появилась девушка?
— Девушка?
— Я всегда чувствовала, что когда-то это произойдет. Вся беда в том, что у тебя слишком развито чувство юмора.
— Почему же вы так думаете?
— Так про тебя говорят. Да, говорят. Видишь ли, твое чувство юмора мешает и твоей карьере. Знаешь, ты ведь связан со всеми этими дипломатами и политиками, этими так называемыми молодыми государственными деятелями, а также старшими и средними, да еще со всеми этими партиями. Вообще-то я думаю, что незачем иметь так много партий, а главное — эти ужасные, ужасные лейбористы! — Она гордо вскинула свою консервативную голову. — Когда я была девочкой, никаких лейбористов и в помине не было, никто знать не знал, что это такое, сказали бы, что это чепуха. Жаль, что теперь это не чепуха. Еще конечно же есть либералы, но они ужасно глупы. А эти тори, или консерваторы, как они опять себя называют?
— А с ними-то что не так? — улыбнувшись, поинтересовался Стэффорд Най.
— Слишком много серьезных женщин, поэтому им не хватает, знаешь ли, живости.
— Ну что ты, в наши дни ни одна политическая партия особенно не стремится к живости.
— Вот именно, — сказала тетка Матильда. — И вот тут-то конечно же ты ведешь себя не правильно. Ты хочешь внести немного веселья, хочешь немного позабавиться и поэтому немного подшучиваешь над людьми, а им это, естественно, не нравится. Они говорят: «Ты несерьезный молодой человек».
Сэр Стэффорд Най рассмеялся. Его взгляд блуждал по стенам комнаты.
— Куда ты смотришь? — спросила леди Матильда.
— На ваши картины.
— Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я их продала? Похоже, теперь все продают свои картины. Старый лорд Грэмпион, ты его знаешь, продал своих Тернеров, а также несколько портретов предков. И Джеффри Голдман продал всех своих прелестных лошадей — по-моему, работы Стаббса? Что-то в этом роде. А какие деньги за них дают! Но я-то не хочу продавать свои картины. Я их люблю. Почти все картины в этой комнате мне по-настоящему дороги, потому что это предки. Я знаю, что предки теперь никому не нужны, ну и пусть, значит, я старомодна. Мне нравятся предки. Я имею в виду, мои собственные. На кого ты там смотришь? На Памелу?