В самолете вновь зазвучал металлический голос радио. Он сообщил пассажирам, что в связи с густым туманом в Женеве самолет совершит посадку во Франкфурте, а затем отправится в Лондон. Пассажиры, следующие в Женеву, будут доставлены туда первым же самолетом из Франкфурта. Если в Лондоне туман, подумал Най, то самолет могут посадить в Прествике. Он надеялся, что этого не произойдет: ему уже не раз довелось побывать в Прествике и больше он туда не стремился. Жизнь, подумал он, и воздушные перелеты слишком утомительны. Разве что… кто его знает… разве что… что?
В зале для транзитных пассажиров франкфуртского аэропорта было тепло. Сэр Стэффорд Най откинул плащ назад, и его ярко-красная подкладка изящными складками эффектно легла вокруг его плеч. Попивая пиво из стакана, он вполуха слушал объявления по радио.
«Рейс четыре тысячи триста восемьдесят семь на Москву. Рейс две тысячи триста восемьдесят один на Египет и Калькутту».
Путешествия по всему земному шару — как это, должно быть, романтично! Но сама атмосфера зала ожидания любого аэропорта не располагает к романтической идиллии: слишком много народу, слишком много киосков, набитых всевозможными товарами, слишком много одинаковых кресел, слишком много пластика и слишком много плачущих детей. Кто же это сказал, попытался он вспомнить, «жаль, что я не люблю человечество, жаль, что я не люблю его глупое лицо»? Скорее всего, Честертон? И это несомненно, соберите-ка вместе достаточно много людей, и они будут так угнетающе схожи меж собой, что этого почти невозможно вынести. Вот бы увидеть интересное лицо, подумал сэр Стэффорд. Он окинул пренебрежительным взглядом двух молодых женщин с великолепным макияжем, одетых в национальную униформу своей страны, судя по всему Англии: мини-юбки становятся все короче и короче; а потом посмотрел еще на одну молодую женщину, с еще более выразительным макияжем и в общем-то довольно привлекательную. То, что на ней было надето, как он полагал, называлось юбкой-брюками: она прошла по дороге моды несколько дальше.
Его не очень-то интересовали симпатичные девушки, похожие на всех остальных симпатичных девушек, он предпочел бы какую-нибудь отличающуюся от всех других. И тут рядом с ним на диван из искусственной кожи, покрытый пластиковой пленкой, присела некая особа. Лицо ее тотчас же привлекло его внимание, и не потому, что оно было каким-то необыкновенным, а потому, что показалось ему знакомым. Он уже видел эту женщину прежде. Он не мог вспомнить где и когда, но ее лицо определенно было ему знакомо. Ей, вероятно, лет двадцать пять-двадцать шесть, подумал он. Тонкий, орлиный нос, черные густые волосы до плеч. В руках у нее был журнал, но она не раскрыла его, а с нескрываемым любопытством уставилась на сэра Стэффорда. Внезапно она заговорила. Голос ее оказался низким, как у мужчины, с едва заметным иностранным акцентом: