— Да.
Они направились к ресторану на вершине холма.
— У нас ведь только час на обед?
— Формально — час, на самом деле — час с четвертью.
— Эта аудитория, — продолжал сэр Стэффорд Най, — большинство из присутствующих — даже, я бы сказал, почти все — истинные любители музыки.
— Большинство — да. Видите ли, это важно.
— Что именно?
— Чтобы восторг был искренним, и в том, и в другом.
— Я вас не понимаю.
— Поймите, те, кто прибегает к насилию и осуществляет его на практике, должны любить насилие, должны его жаждать и стремиться к нему. Восторг должен проявляться в каждом движении, нужно с восторгом рубить, крушить, уничтожать. И то же самое — в музыке. Слух должен наслаждаться каждым мгновением гармонии и красоты. В этой игре не должно быть фальши.
— Разве это совместимые вещи? Вы хотите сказать, что можно соединить насилие с любовью к музыке, с любовью к искусству?
— Конечно, это не всегда просто, но вполне возможно. На это способны многие. Конечно, надежнее, если в этом нет необходимости.
— Лучше проще, как сказал бы наш толстый друг мистер Робинсон? Пусть меломаны любят музыку, пусть сторонники насилия наслаждаются насилием — вы это имеете в виду?
— Пожалуй, да.
— Вы знаете, мне здесь все очень нравится, включая те два концерта, на которых мы присутствовали. Правда, не вся музыка мне понравилась, видимо, я не вполне современен в своих пристрастиях, а вот костюмы показались мне весьма интересными.
— Вы говорите о сценических костюмах?
— Нет, нет, вообще-то я имел в виду публику. Мы с вами — старомодные консерваторы, вы, графиня, — со своим вечерним платьем, я — со своими фалдами и белым галстуком. Не очень-то удобная одежда.
Зато другие зрители в шелках и бархате, гофрированные мужские рубашки, пару раз я заметил настоящее кружево, плюш, меха, роскошные предметы авангарда, потрясающие наряды XIX века или, даже можно сказать, елизаветинских времен или картин Ван Дейка.
— Да, вы правы.
— И все же я ни на шаг не приблизился к пониманию того, что все это означает. Я ничего не выяснил и ничего не обнаружил.
— Наберитесь терпения. Это роскошный спектакль, которого хочет, просит и требует молодежь и который поставлен специально для нее…
— Кем?
— Нам пока неизвестно, но мы непременно это узнаем.
— Меня весьма радует ваша уверенность.
Они вошли в ресторан и сели за столик. Еда была вкусной, хоть и без особых изысков. Несколько раз к ним подходили люди. Двое знакомых сэра Стэффорда Ная выразили ему свое удивление и радость по поводу столь неожиданной встречи. Круг общения Ренаты был шире, поскольку у нее оказалось много знакомых среди иностранцев: хорошо одетые женщины, пара мужчин, немцев или австрийцев, решил Стэффорд Най, пара американцев. Разговоры были короткими и сумбурными — стандартные фразы: откуда приехали, куда потом собираются, как понравилась музыка. Все спешили, поскольку перерыв на обед был довольно коротким.