А Малыш всё плакал и плакал, пока не выплакался, и уже только всхлипывал.
— Что же с тобой случилось, Малыш, что? Расскажи мне!
— Ах, у неё свадьба.
— У кого?
— У Вероники.
— Какой Вероники? Той, что из зарослей? Я ведь так и думала.
— Да, и выходит за этого божьего бычка. Это он меня тогда поколотил.
— Он?
— Он самый. Я был у Вероники, только немножко, и спросил у неё, если бы она хотела стать таким же, как я светлячком — она мне однажды сказала, что хотела бы — а тут он прилетел и стал меня колотить, и позвал ещё одного, и они меня лупили, пока не повалили на землю. С тех пор я там не был, а когда сегодня полетел туда посмотреть, у них свадьба.
Тут Малыш опять горько заплакал, и как же Яночке было Малыша не пожалеть:
— Ох, ох, Малыш, я всегда этого боялась, а ты всё — нет, нет, что будешь слушаться. Помнишь? Видишь, каким ты опять был непослушным. Какой же послушный светлячок оставит своё место и полетит туда, куда лететь не должен! А потом, Малыш, милый, разве кто-либо когда-нибудь слышал, чтобы светлячок водился с божьей коровкой, и даже, может, и думал о ней. Нет, так не слушаются. Такого Господь Бог не хочет.[21] А больше всего, мне, Малыш, обидно, что ты папу и маму обманул. Ведь ты говорил, что упал. У тебя же ложь на совести.
— Но ведь я не лгал. Я упал на землю.
— Да, но ты лгал. Они тебя поняли иначе, и ты этого хотел. Не отпирайся! Так ты делаешь ещё хуже. Теперь мигом лети назад и свети как следует, а потом во всём признайся.
И Малыш послушался. Полетел и светил как следует, пока папа с крёстным за ним не залетели. И они летели, и ни о чём не говорили, ни словечка. А когда надо было расходиться, Малыш начал исповедоваться:
— Пожалуйста, папа и крёстный, выслушайте, когда в тот раз у меня была вывихнута нога, я не падал на землю. Два божьих бычка подбежали ко мне и поколотили.
— Божьих бычка? А почему же они тебя поколотили?
— Я, я, я — я несколько раз летал к зарослям — простите меня, пожалуйста! Я раскаиваюсь!
У папы на глазах выступили слёзы:
— Ах, ах — ну, я тебе это прощаю, — и Малыш поцеловал ему руку.
С мамой всё было так же. Она заплакала, но сказала, что прощает его, только бы он уже по-честному слушался.
И всё опять было как будто хорошо, но Малышу ещё хорошо не было. Он светил и светил, светил по-честному, но был всё время словно варёный и почти ничего не говорил. Однажды, очень поздно, когда все улеглись, мама думала, что Малыш спит, и начала папе тихонько рассказывать:
— Была у нас Яночка и сказала, что подходит время нам Малыша женить.
Малыш не спал и всё слышал.