У девочки от гнева перехватило дыхание:
- Несостоятельность! Да он спас меня, между прочим. Кстати, ты собираешься искать тех уродов, которые меня похитили?
Отец не смог скрыть удивления:
- Я?! Их ищет полиция.
- Ты обратился в полицию?
- Ну, разумеется!
«Врёт, - решила Маша. – Он всю жизнь старался держаться от полиции подальше. Догадываюсь - почему… Неужели он и не собирался выручать меня?! А мама? Она хоть знает, что произошло? Или она, как ни в чём не бывало, валяется на пляже в Ницце?»
От обиды у девочки защипало в носу и задрожали губы. Чтобы отец не заметил этого, пришлось наклониться и поднять с пола едва различимую соринку. Правда, как раз это могло вызвать у него подозрения, ведь чистота в доме никогда не была Машиной заботой.
Между тем Николай Михайлович продолжал расхваливать Лея:
- Конечно, твой друг – храбрый парень. И не глупый, потому что быстро понял, насколько не вписывается в твою жизнь. И чтобы не страдать от ущемлённой гордости, решил покинуть наш дом. Очень по-мужски. Он – просто молодец, должен признать!
«Что-то уж слишком рьяно он заступается за Лея, - Маша опустила глаза, пытаясь не выдать своих подозрений. – С чего бы вдруг? Раз ему не по душе такая дружба, зачем расхваливать?»
Но Маша, сама того не зная, рассудила, совсем как Ния: лучше затаиться и выждать, чем пытаться идти на приступ, чтобы расшибить лоб. И она притворилась, будто не особенно огорчена исчезновением Лея. Ну, нет – так нет! Вернувшись в свою комнату, она включила компьютер, и обложилась сладостями, рассчитывая с приятностью провести время в Сети. Убедившись, что дочь ведёт себя, как обычно, Николай Михайлович оставил её в покое.
Пытаясь рассуждать спокойно, Маша постаралась разобраться, что же из услышанного сегодня ложь, а что – правда. То, что взрослые тоже иногда врут, девочка знала давно. И не слишком-то возмущалась этим: ни у кого не получается всегда говорить одну правду, что поделаешь! Как повторял её папа: «Не мы такие, жизнь такая». Понимай, как хочешь!
Но сейчас Маше просто необходимо было выяснить, на чём именно произрастала её собственная жизнь. Мыслями она снова и снова возвращалась к той бирке из роддома, которую упомянул отец. Если та существует, значит, хотя бы мама – ей точно родная. Только родная мать может сохранить этот первый «документ» своего ребёнка, в этом Маша не сомневалась. Отец сказал, будто хранится бирка в сейфе, припомнила она. Наверное, не сомневался, что проверить дочери никак не удастся.
Николай Михайлович и не подозревал, что Маше давно известен код от сейфа. Ей было всего-то лет шесть, когда она играла на ковре в отцовском кабинете, а он, не придавая значения присутствию ребёнка, набирал код, весело напевая: «И когда же я родился, любимый? А вот когда…» Почему-то Машу до того поразили папины признания в любви к самому себе, что этот эпизод врезался ей в память. А однажды она также неожиданно поняла, какие цифры набирал отец, чтобы открыть сейф.