А тут еще и Грязнов развил бурную деятельность и выяснил, что чеченцы давно в федеральном розыске, о чем и объявил во всеуслышание. Как мог отреагировать на это Привалов? Продемонстрировать «бурную деятельность», поскольку осложнять отношения со Славкой тоже не входило в его ближайшие планы. Вот так, очевидно, и складывались события здесь, в станице.
Значит, кто у нас в доме «старший»? Ответ сам напрашивается: генерал Привалов. И его «выступление» перед Людкой, с большим интересом прослушанное сидящим в шкафу Турецким, теперь четко объясняло расстановку сил.
Очевидно, и по этой причине тоже не стало следствие по уголовному делу Калужкина «заострять» свое внимание на возможном участии охранников из усадьбы Дадаевых в убийствах жителей станицы Ивановской. Поэтому и такие «округлые» объяснения Ахмета Хасмагомедова как начальника охраны Энвера и были безоговорочно приняты следствием, которое проводил Полозков. Мол, шел Ахмет впереди охраняемого объекта и не видел того, кто стрелял… сзади. А впрочем, кто же еще, как не Калужкин? И двух мнений быть не может. Он ведь был «обижен» на соседа? Вот и повод, и причина для расправы.
Так они «искали» и «находили» необходимые следствию улики! Впечатляющая картина. Для хроники абсурда. Только вряд ли гнев самого Александра Борисовича будет принят во внимание прокуратурой и судом. Нужны какие-то иные усилия. А вот какие, Турецкий еще не знал.
Беседовать дальше, переливая из «пустого в порожнее», Александр Борисович больше не считал возможным. Ему хватило бы на первый случай и тех аудиозаписей, которые он делал, естественно, без согласия на то Свирского и Козла, а лишь для собственной информации. Впрочем, кто знает, может, и пригодится где-нибудь. Все-таки «живое слово». Судом принято не будет, поскольку записи производились без соответствующего разрешения расспрашиваемых экспертов или даже вопреки их желаниям. Но подводить обоих собеседников Турецкий не желал, да и не смог бы. А вот сослаться при случае на их показания, это можно, не выдвигая сказанное ими в качестве улик или доказательств…
Козел взялся доставить доктора в клинику, а Турецкий, таким образом, мог с чистой совестью, ну, скажем, почти чистой, – записи все-таки сделаны были не очень законно, как говорится! – отправиться вместе с Зиной домой, в станицу Ивановскую. Где его ждал дом Дуси, в котором за все дни пребывания здесь Александр Борисович умудрился переночевать лишь один раз. А почему? Это отдельная тема…
На обратном пути в станицу разговор сам собой перекинулся на Дусю и скорые изменения в ее судьбе. Зина очень рассчитывала побывать в Москве, чтоб поздравить подругу от всей души. Женщина была задумчива и немногословна. Больше говорил Турецкий, а она лишь слушала и кивала, впрочем, ее задумчивость ему была очень понятна: сама Зина вряд ли могла рассчитывать на такую же удачу в свой жизни. Как-то, кажется, еще в прошлую их встречу здесь же, она сказала Сане, что ее вполне устраивают вот такие, ни к чему обоих не обязывающие отношения, и больше они к этому разговору не возвращались. Что было у него или у нее, никого из них не касалось. Турецкий считал, что это нормально. Он доставляет ей радость от чистого сердца, а она великолепно скрашивает его досуг и заодно помогает в контактах с местным населением…