– Ездила она по другой причине… – Турецкий вспомнил рассказ Грязнова о том, как Дарья служила курьером, развозящим наркотики, чем и зарабатывала, главным образом себе на жизнь… – Не знаю, нет у меня знакомых курящих женщин – во всяком случае, в вашей станице. А вот в Москве-то – сколько угодно. Даже родимая супруга иногда «смолит».
И вдруг его чуть в жар не бросило, – не по поводу упомянутой не очень к месту супруги, нет! Неужто Алька чертова решилась? Ведь ей-то узнать, где он проживает, ничего не стоит! Там же Дуся рядом! Узнала и прискакала? Только ее сейчас и не хватает! Обрадовалась наверняка, что он тут один, вот и решила… скрасить одиночество! Ну, чертова девка!.. Но, во всяком случае, Зине знать об этом раньше времени никак нельзя…
И он сказал, что сейчас завезет ее в медпункт, а попозже позвонит, и они договорятся о дальнейшем. Так надо. А Зина и не стала возражать, у нее в медпункте, поди, очередь уже. Народ-то знает, что она ездила в Замотаевку, к врачам.
Расстались они почти официально. Выскочив из машины, на глазах у нескольких баб, ожидающих у нее приема, Зина поблагодарила водителя, будто не была с ним и знакома, и он, кивнув ей, укатил.
И снова, как и в первый раз при входе в жилище, оставленное хозяйкой, видно, навсегда уже, он почувствовал, что дом продолжал «дышать» своими характерными запахами чабреца и полыни. Но теперь Александра Борисовича охватило и непонятное чувство легкой тревоги. Оставалось одно из двух: либо поверить своей интуиции, либо наплевать на нее. Но «наплевательства» Турецкий предпочитал избегать. Опыт предостерегал.
Из трех ночей, проведенных им в станице, до отъезда в Астрахань, лишь одну он ночевал здесь, в доме, – первую. Вместе с Зиной, естественно, а потом, уступая ее просьбе, тайно перебрался к ней. Она посчитала, что приходить в дом, где отсутствует хозяйка, а проживает чужой человек, – отличный повод для станичных сплетен, а она и так в центре внимания – в силу своей профессии. У нее же в медпункте чуть ли не клуб станичный, где бабы, дожидаясь приема у медсестры, обмениваются слухами и новостями. И стать в их глазах предметом обсуждения и, естественно, осуждения, было бы для нее смерти подобно.
Обойдя весь дом, где, казалось, никого без него не было и никто здесь ничего не трогал, Турецкий вдруг обнаружил изменения. Причем неприятные. Заглянув в шкаф, где висел его спортивный костюм, он такового там не обнаружил. Стал вспоминать, не положил ли где-нибудь в другом месте? Нет, повесил в шкафу. Тогда где ж он? Весь дом обошел заново, приглядываясь уже внимательнее.