– Саня, что за пессимизм? Говори, я внимательно слушаю.
– Тогда удались куда-нибудь, чтобы никто не слышал твоих ответов мне.
– Что… так скверно? – осторожно спросил Грязнов.
– Боюсь, что намного хуже, чем ты себе в настоящее время представляешь, друг мой «сердешный».
– Хорошо, сейчас я выйду на лестницу… – И Турецкий услышал, как он обратился к коллегам: – Ребятки, давайте сделаем небольшую паузу. Это – Саня. Дусенька, угости чайком… И этого, тоже… – И после паузы продолжил: – Ты не представляешь, что тут творится! Я уж и сам не рад, честное слово… Ну, давай, расстраивай дальше. Что там случилось?
– Дай слово, что ты не станешь рубить мебель на дрова и устраивать разборки, а выслушаешь до конца и хотя бы попытаешься проанализировать ситуацию вместе со мной.
– Саня, какого черта?..
– Слово!
– Хорошо, даю. Не томи.
– Ну, слушай меня внимательно…
И Александр Борисович, опуская некоторые ненужные подробности, поведал другу о том, чем он занимался в течение последних трех дней, опустив, естественно, подробности общения с женщинами. Только – о конкретном деле. Не забыл и об окурке с помадой в помойном ведре.
Грязнов слушал молча, даже не сопел, как бывало обычно, когда он вставал перед трудно разрешимой проблемой. Только один раз перебил просьбой, когда Турецкий «живописал» диалог генерала Привалова с его любовницей, дочерью следователя по делу Калужкина о том, зачем ему нужна Москва. А также о перспективах заграничной жизни в доме, который будет ими куплен на средства, сосредоточенные в Цюрихском банке.
– Прости, Сань, – почему-то осевшим голосом спросил он, – откуда ты мог это слышать? Ведь это же… – у него не нашлось слов для продолжения.
– Из шкафа, Славка.
– Как?! – очевидно, Грязнов онемел после своего восклицания.
– Из обычного шкафа. Ну, платяного. Где у приличных людей, вроде тебя, костюмы висят, кители там и прочее. Очень удобно, между прочим, хорошо слышно, знаешь ли, Вячеслав…
– А как ты там оказался? – тихо и очень осторожно спросил Грязнов.
– А я разве не сказал? – спокойно переспросил Турецкий. – Так невеста этого генерала меня и спрятала, когда тот явился к ней домой без ее разрешения и с твердым намерением совершить то же самое, что я уже совершал с дамой его сердца неоднократно. Видишь, какой он, в сущности, сукин сын?!
В телефонной трубке послышались звуки, которые бывают, когда в старом унитазе спускают воду: бурление, клокотание и дикий рев водопада. А потом стон. Это Славкина реакция оказалась таковой. И Александр Борисович не без труда представил себе, что сейчас происходит на лестничной площадке «генеральского дома» на Енисейской улице в Бабушкинском районе столицы.