– Здравствуйте, Сергей Георгиевич, это Светлана. Из монастыря. Ну, которая с вами в коровнике банку искала, – низкий, чарующий голос заставил Быстрова задержать дыхание. Сглотнув, он «казенным» тоном прервал излишние представления богомолки:
– Здравствуйте, Света, я вас сразу узнал. Что случилось?
В трубке раздалось какое-то неотчетливое пыхтение.
– Я ужасно сглупила. Ужасно! И теперь боюсь…
– А что вы сделали?
– Ой, мне нужно все это рассказать подробно. Это не два слова. Я, простите, хотела бы увидеть вас. Если это неудобно, то, конечно… Но, боюсь, мне оставаться в монастыре опасно.
– Да что же вы натворили?
– Я попыталась поймать убийцу на живца. То есть на себя.
– Это еще как?
– Сказала, что знаю, кто он. Призвала к покаянию.
– Господи, когда же и кому вы это сказали?! – ужаснулся Быстров
– Вчера, после вечерней трапезы, всем сестрам за столом. Я, конечно, наврала. Ничего я не знаю, просто это напряжение выносить больше невозможно! Невозможно… Ночь я провела у Нины. Она ужасно кричала на меня, а сейчас, утром, боюсь… Не ем ничего и не пью. Ну, дура, Сергей Георгиевич, дура!
– Уезжайте домой! Немедленно! А впрочем, и это может быть опасно. Уж если «газель»…
Следователь как-то обреченно замолчал. Светлана тоже замерла. Через несколько секунд, показавшихся ей вечностью, Быстров заговорил четко и категорично:
– Я пришлю за вами машину. Будьте все время на глазах у Нины или Капы. А лучше самой матери Никаноры. Машина привезет вас ко мне домой. Не перечьте! – пресек он пытавшуюся издать звук собеседницу. – Ключи на крыльце, под перевернутым керамическим горшком на тумбочке. Увидите, когда подниметесь, тумбочку. Света, вы меня слышите? – в трубке басовито хмыкнуло. – Ну вот, и располагайтесь у меня. Холодильник, ванная, книги. А лучше поспите. В гостиной диван, – тут Быстрову стало неловко, и он грубовато закруглился: – В общем, я приеду из Москвы к вечеру, и разберемся. Ждите «уазик». – И следователь решительно захлопнул крышку телефона.
Недовольный собой, активной не к месту Светланой, тем, что в Москву ехать ему категорически расхотелось, а хотелось остаться дома, со «свидетельницей», которой угрожала опасность, а он мог ее спасать и даже заботиться, ну… хоть сосиски сварить, Сергей Георгиевич позвонил в отдел, отправил машину в монастырь, а сам пошел на станцию. Лишнего транспорта в «конторе» не наблюдалось, а у следователя все не хватало ни денег, ни запала купить себе машину. Впрочем, и водить он не любил, потому что делал это из рук вон плохо. А плохо делать что-либо стыдно, и потому Быстров старался не делать того, что не получается или получается с трудом.