Мать покачала головой:
– Не факт.
– Что не факт?
– Что выгнали. Тебе об этом сказали?
– Нет.
– Пока не скажут – не факт.
Я усмехнулся.
– По их меркам, ослушаться приказа – это преступление. Факт!
– Это ерунда, – парировала она. – И ты не один из них, чтобы относиться к тебе согласно принятым внутри их заведения критериям. Вот увидишь, они с тобой свяжутся.
У мамы непрошибаемый вид. Она настолько уверена в своих словах, что я… А что, собственно, я?
Меня бросило в жар. Во мне эта мысль вызвала приступ надежды. Надежды, о существовании которой я не догадывался, потому что похоронил идею корпуса вместе с ударами Катарины.
– Я не хочу туда возвращаться! – закричал я, но кричал, конечно, на себя, а не на маму. – Хватит! Сыт по горло этими властными сучками!
Мама меланхолично пожала плечами, дескать, ты еще убедишься в моей правоте, и вернулась к процессу поглощения пищи.
– Ты ведь думаешь, что я вернусь, да? – не выдержал я ее показного безразличия.
Она кивнула.
– Почему?
– А куда тебе идти? Ты сам загнал себя в угол. И со школой, и со своей Бэль. Так нельзя, сынок! Надо всегда оставлять себе свободу для маневра! Ты взорвал все мосты, отрекся от прежней жизни в поисках апгрейда.
И теперь вернешься туда, поскольку больше никуда идти не захочешь. Они позвонят тебе, можешь не сомневаться. И сообщат, что «простили» и тот эпизод не подпадает под их устав.
Мой желудок свело от ее пламенной речи. Ибо все в ней правильно.
– Ты ведь хочешь туда, как бы себе сейчас ни врал. Ты уже все для себя решил еще тогда, две недели назад, когда тебя привезли первый раз, побитого, но довольного. А теперь всего лишь пытаешься смириться с этим, убедить себя, что имеешь выбор, можешь отказаться. Так?
Я вздохнул и опустил голову.
– Ты уже там с головой. Я больше скажу, ты никогда не был таким, как в эти дни: собранным, целеустремленным, жизнерадостным. Ни в старой школе, ни в новой. У тебя все эти дни глаза были… Горели они у тебя! Ты возвращался усталый и избитый, но счастливый, сынок! Как тогда, во время соревнований, когда проходил в следующий круг. Или готовился к свиданию с той девушкой, аристократкой. Это трудно описать, но я мать, я видела все это со стороны, и мне соврать у тебя не получится.
«Да я и не пытаюсь!» – хотел сказать я, но лишь глубоко и задумчиво вздохнул.
– Это неизбежно, ты вернешься. Когда они позовут.
Опешивший от такой тирады, я хрипло выдавил:
– Не позовут.
Но сам уже не был уверен в этом.
Мама мило, по-взрослому, усмехнулась.
– Позовут.
– Почему ты так думаешь?
– Скажи, сколько лет этой, как ее, донье Тьерри?