Старый бог (Пиранделло) - страница 2

Входя в церковь, избранную в этот день для отдыха, он прежде всего желал насладиться тем, что он уже на месте, и для этого усаживался на скамью.

Затем он с облегчением вздыхал, вытирал пот с лица, тщательно складывал вчетверо носовой платочек и клал его себе на голову, чтоб уберечься от церковной сырости.

Лишь какая-нибудь из редких в этот час богомолок, поглядев на него украдкой, усмехалась про себя, увидев на нем этот странный головной убор.

Но в подобные минуты синьор Аврелио испытывал подлинное блаженство, вдыхая пропитанный ладаном сырой воздух, застоявшийся в торжественно-молчаливой пустоте под священными сводами.

Ему и в голову не могло прийти, что здесь, в храме господнем, найдется кто-нибудь, кому доставит удовольствие над ним смеяться.

Немного отдохнув, он принимался осматривать церковь с неторопливостью человека, которому предстоит провести здесь целый день. Любовно изучал он архитектуру, не упуская ни одной подробности. Останавливался перед каждым пилястром, перед каждой мозаикой и фреской, перед каждым надгробием. Наметанный глаз тотчас же подмечал особенности эпохи и школы, к которой следовало отнести то или иное произведение искусства, и безошибочно определял, сохранилось ли оно в своей первозданности или было обезображено позднейшей реставрацией. Затем он снова усаживался на место и, удостоверившись, что в церкви — как нередко случается в этот час и в это время года — никого нет, доставал свою потертую записную книжку и, пользуясь случаем, делал в ней беглые заметки о своих впечатлениях или заносил вопросы, которые предстояло еще выяснить.

Удовлетворив для начала свою любознательность и покончив с намеченными на этот день занятиями искусством, он доставал из кармана какую-нибудь занимательную книжечку, по размерам напоминавшую молитвенник, и принимался читать. Время от времени он подымал голову, чтобы повторить про себя или мысленно воспроизвести перед своим взором то, что написано в книге. Нет, он не боялся оскорбить храм господен чтением светских книг. Согласно своим убеждениям, он полагал, что прекрасные творения поэтов, доставляющие людям радость, не могут оскорбить господа.

Утомившись от чтения, он либо предавался мечтам, либо, устремив глаза в пустоту и поглаживая руки, вспоминал о потерянных годах. Иной раз, когда он сидел погруженный в свои мечтания, ему мерещилось, будто от соседнего надгробия отделялась чья-то мраморная фигура, словно нарочно выставленная здесь, чтобы наблюдать за происходящим в церкви.

— О, — говорил он тогда, покачивая головой и улыбаясь, — тебе повезло, приятель. Ведь недурно быть покойником?