А мы все ехали и ехали. Я периодически поглядывала на часы, отмечая, что прошло десять минут, потом пятнадцать, потом…
Мы сбросили скорость, а вскоре и вовсе остановились. Мотор смолк. Открылась дверца, и мне показалось, что Корсен ищет что-то в бардачке. Наконец дверца хлопнула, и я услышала его шаги, удаляющиеся от автомобиля. К счастью, на этот раз он не стал включать сигнализацию.
После того как шаги затихли, я выждала еще добрых пять минут и только тогда рискнула высунуть руку и нажать на рычаг, поднимающий брезентовое покрытие багажника. Встать на ноги оказалось нелегко. Я пролежала, скорчившись в тесном пространстве, больше восьми часов. Все тело затекло, казалось, каждый сустав точно схватило клеем. Впрочем, радость от возможности размяться и снова нормально двигаться уравновешивало другое чувство — неподдельный страх. Мне было страшно, что мы оказались здесь. Страшно при мысли о том, что я могу здесь обнаружить. Страшно при мысли, что сделает со мной Корсен, если увидит…
Я выдвинулась в салон на несколько дюймов и выглянула в окно. Вокруг была непроглядная темень, но где-то рядом с машиной светил слабый огонек. Сначала я просунула голову над задним сиденьем — это был единственный способ выбраться — и упала вперед на вытянутые руки. Потом села и очень медленно, стараясь не шуметь, приоткрыла заднюю дверцу. Крадучись, я вышла, но не захлопнула за собой дверцу. В лицо ударил ледяной ветер. Трудно было идти на негнущихся, неподатливых ногах — а вокруг была кромешная тьма. И все же я продвигалась вперед, на свет. Я не видела земли под ногами. Я понятия не имела, куда направляюсь. Что, если я на скале, а впереди водоем? Что, если дорога резко пойдет вниз и я кубарем покачусь с обрыва?
Единственное, что я видела перед собой, был тусклый огонек. Шаг за шагом я приближалась к нему.
Даже подойдя, я не могла понять, что за сооружение передо мной. С каждым шагом, однако, его очертания становились все четче. Какая-то лачуга. В этой лачуге горел свет. Из нее доносился голос мужчины — Корсена, — который тяжело дышал, пыхтел, стонал и сбивался на крик.
Я уже подобралась к хижине метров на десять. Прямо передо мной виднелась дверь, слева — маленькое оконце. Пригнувшись, я направилась к нему. Добравшись, я присела под окном, слыша теперь тяжелое, ритмичное дыхание Корсена и женские стоны.
Набравшись смелости, я приподняла голову и заглянула в окно. То, что я увидела, было… чудовищно. На грязном, измаранном матрасе навзничь лежала девчушка лет двенадцати, может, тринадцати, обнаженная ниже пояса. На левой лодыжке у нее был наручник, цепью прикрепленный к кровати. Корсен, со спущенными брюками, взгромоздился на нее и двигался толчками, одновременно крича на девочку и изрыгая ругательства. Я снова присела на корточки, не зная, что предпринять. В этот момент, нечаянно взмахнув рукой, я наткнулась на лопату, прислоненную к стене лачуги. Я мгновенно покрылась испариной, сердце бешено заколотилось в груди. Я нащупала черенок, оказавшийся длинным и тяжелым. Двумя руками я схватила лопату. Вопли Корсена тем временем становились все громче, девочка отчаянно вскрикивала от боли и ужаса. Пригнувшись к земле, я пробралась к двери. Она оказалась закрыта, но выглядела совсем хлипкой. Раз, два, три — и-и-и….