— Я жду твоего знака, мой яр, — прощаясь, улыбнулась она, и Хельги кивнул, вскакивая в седло. В принципе, он и сам давно хотел изменить свою нынешнюю жизнь. Что ж, Ирландия так Ирландия. Ха, тем более полезным в пути будет Ирландец. Ярл, правда, не сказал Магн, что, кроме верного дружка Снорри, собирается взять с собой еще и пройдоху Конхобара, знал — не очень-то та любит Ирландца, судя по всему, они были знакомы давно и это знакомство вряд ли можно было назвать удачным.
— Это оборотень. Нет, он определенно оборотень, клянусь посохом святого Гилберта. — Настоятель монастыря отец Этельред вытер жирные губы рукавом сутаны и потянулся худощавой, словно бы птичьей, рукой к остаткам упитанного рябчика, запеченного с шафраном и листьями мяты.
— Кто оборотень? — не понял похожий на колобок отец келарь, собеседник и сотрапезник аббата. Они сидели вдвоем в просторной, забранной гобеленами, келье.
— Этот мальчишка, ярл. — Аббат скривил губы. — Он слишком умен — слишком для обычного норманнского вождя и уж куда как слишком для своего возраста. Он всегда действует наилучшим образом, как поступил бы я сам, даже тогда, когда эти действия совсем не свойственны обычному норманну или дану. Как он расправился с вожаком разбойников, а? А тот-то, дурак, надеялся, что ярл будет с ним честно сражаться… Нет, определенно, молодец! — Отец Этельред рассмеялся. — Но очень опасный молодец, очень. Я когда-то знавал подобных людей, да и ты, думаю, тоже, брат келарь. Помнишь старую Энгельгарту?
— Эту ведьму?! — Келарь, вздрогнув, пролил вино на стол. — В своей деревне она извела всех красивых женщин, ворожила, летала по воздуху, а однажды даже наколдовала бурю и…
— А кроме того, рассказывала истории на трех языках, — перебил настоятель. — Один из которых латынь, а второй греческий, третьего я не знаю — но и она не знала ни одного, хоть говорила… иногда… я сам слышал в подвале…
— Хорошо хоть Господь сподобил управиться с нею. — Отец келарь посмотрел на висевшее в углу распятие и размашисто перекрестился. — Не упомню только, что с ней сделали, — кажется, сожгли на костре.
— Нет, — покачал головой аббат. — Сожгли другую. Эту — утопили.
— Вот и молодому змеенышу туда же дорога, — поддакнул отец келарь.
— Пожалуй, ты прав, брат. — Отец Этельред помассировал руки — тонкие, ухоженные, с пальцами, щедро унизанными золотыми перстнями, что не совсем соответствовало духу монашества, хоть монастырский устав бенедиктинцев, к которым относилась обитель, в принципе, отличался известным либерализмом. — Ярл ведь больше не нужен мне, — продолжал он, откинувшись на высокую спинку изящного резного кресла. — Вернее, не так нужен, как в первые дни, — чуть запнувшись, поправился он. — Эх, если б этот парень не был таким пугающе умным… — Аббат замолчал, в задумчивости глядя куда-то мимо собеседника.