Судорожно-торопливо, обдирая колени о какие-то металлические части, Джоанна выбралась из-под навалившейся на нее тяжести и выскочила на дорогу. Дрожа как в лихорадке и ловя ртом воздух, она молча смотрела на раскрошенное пулями, все в звездных лучистых трещинах ветровое стекло, на изодранный брезент сидений, на окровавленную защитную рубашку Мигеля, который слепыми движениями цеплялся за металлическую раму спинки, пытаясь встать и снова и снова роняя голову на залитое кровью сиденье. Гул самолета вывел ее из этого столбняка; вскрикнув, она обежала машину спереди и схватила Мигеля за плечи, пытаясь его поднять.
— Мигель, — кричала она, напрягая все силы, — Мигель, встань, ты должен, слышишь? Мигель, это ничего, я тебя перевяжу, у меня индивидуальный пакет… Только вставай, я должна отвести тебя от машины! Мигель, ты слышишь, встань, Мигелито, я тебе помогу…
Кое-как ей удалось приподнять тело мужа, привалив к спинке сиденья. Мигель поднял голову и взглянул на нее уже затуманенными смертью глазами. Из его рта, в углу, стекала тонкая струйка крови.
— Уходи… малыш… — еле слышным шепотом сказал он. — Иди… Все равно я уже… возьми пакет…
— Неправда! — крикнула Джоанна, обхватив его под мышками и пытаясь вытащить из машины. — Неправда, Мигелито, это пустяки, я тебя сейчас перевяжу, только уйдем отсюда, самолет сейчас вернется!..
Она быстро глянула на небо: самолет действительно разворачивался, но довольно далеко, как ей показалось.
— Постарайся встать, Мигелито, ну постарайся, милый! Я тебе клянусь, все будет хорошо, только отойдем немного от машины!..
— Иди! — прохрипел Мигель, снова роняя голову. — О ребенке подумай… иди в посольство… малыш… тебе помогут… адреса возьми…
— Но я не хочу без тебя, Мигель! — крикнула Джоанна, глянув на быстро приближающийся — с другой стороны — самолет. — Мигелито, мы уйдем вместе, понимаешь? Я одна боюсь! Не оставляй меня, Мигелито, ты ведь мне обещал…
Она не договорила, потому что у нее в легких вдруг не стало воздуха, а вокруг нее не стало света; чудовищная сила оторвала ее от Мигеля, смяла, оглушила и швырнула в черную грохочущую пустоту.
Очнулась она несколько часов спустя от страшной головной боли и лучей полуденного солнца, бьющих прямо в лицо. Еще ничего не вспомнив и не понимая, что с нею случилось и почему она лежит здесь, на обочине шоссе, Джоанна пошевелилась, инстинктивно стремясь спрятать голову в тень. Но тени не было, боль ломилась в виски, раскалывая череп.
Потом пришло воспоминание, и боль сразу потеряла всякое значение. Джоанна просто перестала ее замечать. Опираясь на руки, она встала на колени, потом поднялась и, шатаясь, сделала несколько шагов. И тогда она увидела все.