На седьмой день Иенс не дождался ответа и вошел. Дверь оказалась не заперта – должно быть, Герда выбежала в булочную или за красками. На облезлом ковре валялись раздавленные разноцветные тюбики, тарелки с остатками соуса и куриные кости. Огонь в камине дотлел и неприятно чадил, а в окно лезла предвечерняя серость. Мольберт с картиной стоял посреди комнаты, в паре шагов от несносного зеркала. Иенс поджал губы. Вечно здесь царил беспорядок, но не творческий, а какой-то грязный, как на заброшенной кухне, и пованивало объедками и нестираными простынями. Бочком, чтобы ненароком не заглянуть в насмешливо скалящееся стекло, Иенс приблизился к холсту. Присмотрелся. И недовольно нахмурился.
На картине изображена была пустыня, унылая рыжевато-серая плоскость от горизонта до горизонта – грубые, широкие мазки, синие тени то ли облаков, то ли гор. На переднем плане торчал колодец с полуразрушенной кладкой. На краю колодца восседал мешок, обряженный почему-то в широкополую фермерскую шляпу, некогда голубую, а теперь выцветшую, почти в тон унылому ландшафту. К полям шляпы пришиты были бубенчики. Рядом с колодцем стояла девочка лет семи. Полуобернувшись, она глядела с холста прямо на Иенса. Обычная крестьянская девчонка в длинной шерстяной юбке и с ведром в руках. Похоже, она пыталась вытащить полное ведро из колодца, тянула изо всех сил, тянула и все равно чуть не выронила, и ведро полетело бы вниз, расплескивая воду и грохоча. Кажется, девочку кто-то позвал – быть может, нашелся помощник, – и вот она оглянулась в полуиспуге-полунадежде, весом своим едва удерживая треклятое ведро… Иенс сам не понял, откуда нахлынули все эти мысли, ведь на картине не было ничего, кроме пустыни, девчонки с ведром и колодца с головой чучела. Ах нет. Еще одно. К ногам девчонки тянулась тень. Тянулась и, не дотянувшись, падала на древнюю кладку. Судя по пропорциям, тень принадлежала мальчику-подростку – хотя что скажешь по тени?
Иенс недоуменно щурился, разглядывая картину так и эдак и уже прикидывая, куда бы ее приткнуть, в какой дальний угол – ведь ясно же, что пейзаж с девчонкой и ведром совершенно не нужен королевскому любимчику, не украшают такими полотнами богатые особняки. Значит, висеть ей в каморке Иенса, где и так уже не продохнуть от бездарной мазни. «Как бы господин Кей не отказался платить», – с испугом подумал ученый. Может, не стоило все же мелочиться и, посулив старому сатиру тысячу-другую, обзавестись еще одним полотном с бесстыдной нимфой или куртизанкой? А Герда так хороша на его картинах – нагая, томная, с блуждающей улыбкой и щедрой грудью…