, которые основали цивилизацию, пережившую и греческую, и египетскую. Благородный воин Рустам, восседая на своем отважном жеребце Ракуше, сражался с драконом, а прекрасные девы проливали у его ног золотые слезы, от всего сердца благодаря за спасение своих жизней.
«Хм, — подумала Мириам, — в таких историях женщин всегда спасают отважные, смелые, уверенные мужчины». Еще в детстве Мириам хотела перевернуть все с ног на голову и сочинить рассказ, в котором дева спасает бесшабашных воинов от их собственной безрассудной храбрости. Возможно, именно это подтолкнуло ее пойти на значительный риск и достигнуть того, чего не смогли бы достичь даже хорошо обученные шпионы Саладина — украсть военные планы франков прямо из-под носа у Ричарда.
Весь обратный путь к Иерусалиму она держала свернутый пергамент у себя между грудей. Уильям провел их до вершины холмов у Акры, а там их с почетным караулом встретил Таки-ад-дин, чтобы сопроводить назад к Саладину. Рыцарь-крестоносец до самого конца был обходителен и любезен с Мириам и ее дядей, и при расставании девушка почувствовала искреннюю грусть.
Уильям показал ей, что не все франки чудовища, даже несмотря на то, что пребывание в лагере в очередной раз укрепило ее уверенность: большинство крестоносцев все же такие. Когда Мириам думала о нависшей угрозе войны, ее охватывало ужасное чувство, ибо она понимала, что тайные попытки помочь Саладину в конечном счете однажды приведут к смерти Уильяма. Основной движущей силой в ее душе было стремление к победе над франками, но теперь, когда враг обрел по меньшей мере одно человеческое лицо, она с сожалением и грустью смотрела на красивого молодого рыцаря с печальными глазами, который спускался к палаточному лагерю у подножия холма. Тем не менее Мириам заставила себя отогнать сомнения прочь. Уильям сам избрал сторону зла, поэтому, какая бы судьба его ни ждала, — это его собственный выбор.
Во время долгого обратного пути Мириам оставалась необычайно молчаливой. Даже когда дядя рассуждал о военной мощи франков и возможностях вести длительные бои из Акры, она просто слушала, помалкивая о собственном мнении. Маймонида удивляло сдержанное поведение племянницы, он постоянно ощупывал ее лоб в поисках симптомов сыпного тифа. Она всегда любила обсуждать политику и военную стратегию — все, что не должно было бы интересовать молодую женщину, однако сейчас, когда он сам потакал ее интересам, Мириам оставалась отчужденной. Раввин решил, что его племянница заболела или просто устала от изматывающей рутины, пока выхаживала вражеского короля. Он даже не догадывался, какое бремя давит на нее, какая ответственность лежит на ее плечах. А ведь речь шла о судьбе целой цивилизации.