Саладин взглянул на брата, потом на собравшихся сановников. По его лицу ничего не возможно было прочесть. Аль-Адиль понимал, что если султан надеется на поддержку своей трусливой свиты, то его придется разочаровать. Большинство уже, вероятно, строили планы, как бы побыстрее убраться в Дамаск. Именно в этот момент курд-великан увидел, насколько в действительности одинок его брат. Аль-Адиль был свидетелем того, как Саладин сплотил вокруг себя толпу неподготовленного простонародья и привел ее к невероятным победам, сначала низвергнув халифат Фатимидов в Каире, а потом отбив Иерусалим у несокрушимых франков. И совершил он это без всякой поддержки титулованных толстосумов, которые после победы заполонили его двор. И сейчас, когда на горизонте замаячила угроза потерять состояние, эти «надежные» союзники готовы были в любую минуту бросить султана, чтобы спасти собственную шкуру. Как и на заре своего пути, султан был одинок, и этот путь, похоже, приближается к концу.
Если Саладин в глубине души и знал о своем истинном одиночестве, то он никоим образом этого не выказывал. Султан сидел молча, словно проглотил язык, и пристально смотрел в глаза самонадеянного герольда. Когда же он заговорил, голос его звучал спокойнее и мягче, чем когда бы то ни было. Во всяком случае, аль-Адилю не доводилось наблюдать такого, но последний чувствовал: за ужасающим затишьем грядет настоящая буря.
— Передай своему королю, что я не успокоюсь, пока франкская чума не будет изгнана из Палестины навсегда.
Уверенность, прозвучавшая в словах Саладина, запала в самое сердце аль-Адиля, словно киркой пробив ледяную стену. В это мгновение он понял, что его брат будет сражаться до последнего, чтобы защитить Священный город, и на какую-то секунду аль-Адиль и в самом деле поверил, что султан победит, несмотря на изменчивое течение времени.
Слова султана тронули сердца испуганных людей, собравшихся вокруг него, и некоторые дворяне стали издавать приветственные возгласы и боевые кличи. Но большинство молчало, явно просчитывая в уме, говорит ли их султан очевидную правду или это его обнадеживающие фантазии.
Герольд, со своей стороны, оставался невозмутим под испепеляющим взглядом султана. Аль-Адиль прикинул, насколько бы хватило этого напыщенного индюка, если бы он воткнул в его задницу саблю.
— У моего короля есть еще одно послание.
Саладин поднял руку и щелкнул пальцами перед лицом. Он по-прежнему не сводил внимательного взгляда с побледневшего посланника.
— Говори.
Даже аль-Адиль заметил, что Уолтер проявил некую сдержанность, передавая это последнее известие. Но гонец откашлялся и продолжил: