Саладин взглянул на уходящий ввысь прямо над его головой «Купол скалы», пробежал глазами по великолепным кольцам стихов из Корана, выгравированных затейливой вязью на золоте; кольца постепенно сужались, уходя по спирали к самому центру огромного купола. Мало кто мог любоваться внутренним убранством «Купола», не встав в благоговейном трепете на колени. Как будто слепой удивительным образом прозрел, чтобы воззриться на само солнце. В этом и заключалась тайна Куббат ас-Сахры — величайшая красота находилась внутри храма. Совсем как человеческая душа.
— Понимаешь, я не боюсь ни умереть, ни потерпеть поражение от франков, — говорил Саладин вечным силам, чье присутствие ощущал, когда всматривался в гипнотизирующую золотую спираль. — Я всегда к этому готов. Нет, святой Камень, я боюсь лишь одного.
Саладин опустил глаза и пал на колени, когда вслух признал правду, которой всегда страшился.
— Когда сражение закончится — победой ли, поражением ли, — мне незачем станет жить, — признался султан, борясь со странным холодком, пробежавшим по спине, как только он выпустил из своей души самого опасного демона. — Все, что последует за этой битвой, покрыто мраком. — По щекам Саладина помимо его воли заструились слезы. Из груди вырвалось ужасное рыдание, которое долгое время он сдерживал в себе. — Вот этой неизвестности, о Сахра, я и боюсь больше всего.
Саладин — самый могущественный на Земле человек — стоял на коленях, ища утешения у высших сил, которые (так он чувствовал) были сегодня с ним. Тишина, более глубокая и полная, чем в момент его молитвы и признания, окутала святыню. Султан почувствовал, как веки его тяжелеют и после двух бессонных ночей он погружается в сон.
В этой гробовой тишине — словно на него опустилась дремота — открылось наконец хранилище воспоминаний. Он увидел перед собой всю свою жизнь — так, говорят, случается с людьми перед смертью. А потом видение разрослось и поглотило его…
Саладин беззаботным мальчишкой бегал по грязным улицам Тикрита[70]и его с любовью звала красавица мать. Настало время обеда, она приготовила его любимого тушеного ягненка. Здесь жизнь была простой: ни войны, ни ненависти, лишь беспечные игры детей, не знавших, что такое смерть и страдания, не знавших ужасного бремени судьбы….
Вот он подростком скачет на лошади, неуклюже сжимая в правой руке копье, а великан отец Айюб ругает его за немощь. Как же Саладин станет воином, если он даже не может ровно держать копье? Подросток стыдливо понурился. Единственное, о чем он мечтал, — чтобы отец любил его таким, какой он есть. Но мальчик знал: ему никогда не заслужить отцовскую любовь, если он не избавится от недостатков и слабости. В тот момент он поставил себе цель — стать величайшим воином на земле. Самым лучшим…