— Я знаю мужа. Он как ребенок. Если ему отказать в игрушке, он будет по ней тосковать, — заявила султанша.
Михрет откинула со лба густую прядь и посмотрела султанше прямо в глаза — такая дерзость озадачила бы стороннего наблюдателя. Для любого человека, кроме самого султана, считалось преступлением любоваться прекрасными чертами Ясмин. Если бы султан только знал, что Михрет и Ясмин виновны в преступлениях более тяжких, чем неповиновение дворцовому этикету!
— Тебя расстроило известие об этой еврейке, — мягко заметила Михрет голосом, который так любила султанша. Ясмин часто казалось, что эта наложница с тонкими пальцами и изящными бедрами знает ее лучше, чем кто бы то ни было, включая саму султаншу. Ясмин привыкла к уединению, привыкла держать все в себе, не испытывала желания поделиться с другими своими мыслями, особенно с постоянно отсутствующим мужем. Но жизнь изменилась с тех пор, как Саладин купил на невольничьем рынке в Александрии красавицу нубийку и подарил ее жене на юбилей. Девушка обладала живым умом, и они много часов проводили за разговорами. А нежные прикосновения нубийки пробудили в Ясмин чувства, на которые, по ее мнению, она уже была не способна.
— Я просто заинтригована, — ответила султанша. — Ни одна женщина еще не устояла перед Салах-ад-дином ибн Айюбом. За исключением одной.
— И кто это был? — Михрет продолжала вести себе по-детски непосредственно, и Ясмин, знавшая, что это умелое притворство, тем не менее всегда умилялась поведением наложницы. Чернокожая девушка не уступала ей умом, однако никогда не забывала об изысканной любезности, о ежедневных проявлениях наигранного невежества, дававшего госпоже возможность греться в лучах собственного превосходства.
— Я, разумеется. Именно поэтому я и являюсь его любимой женой. Воины любят, когда им бросают вызов.
В памяти Ясмин вспыхнули непрошеные воспоминания о том, как она бродила в отцовских садах в Дамаске. Цитрусовые деревья и заросли жасмина купались в лучах заходящего солнца. За рядом стройных тополей возвышался купол великой мечети Омейядов, где пять столетий назад Муавия провозгласил себя халифом вопреки притязаниям Али, зятя Пророка. Высоко на мраморной стене висели огромные часы: циферблат выше человеческого роста, вместо цифр — бронзовые соколы, расположенные по кругу Когда солнце скрылось за горизонтом, раздался звон колоколов и мерцающее сияние темно-красных ламп осветило часы. Был последний день Рамадана. Ясмин отважилась побродить по саду, чтобы хоть одним глазком взглянуть на серп молодого месяца, который ознаменует начало Ураза-Байрама.