Буш посмотрел на этих двоих: пожилой, снедаемый заботами первый и молодой пятый лейтенант, старший с грустью завидует молодости младшего. Буш кое-что знал о людях. Он никогда не смог бы свести результаты своих наблюдений в таблицы, он просто накапливал знания; опыт и наблюдательность вместе с природной смекалкой формировали его суждения, даже когда он сам не замечал, что рассуждает. Он чувствовал, что флотские офицеры (про сухопутную часть человечества он не знал почти ничего) делятся на предприимчивых и безынициативных, на тех, кто жаждет действий и тех, кто предпочитает ждать, пока их к этим действиям принудят. Прежде этого он узнал простейшие вещи — что офицеры делятся на толковых и бестолковых, а также на умных и тупых — последняя классификация почти совпадала с предыдущей, но не всегда. Были офицеры, которые в минуту опасности действовали быстро и разумно, и те, кто этого не умел — и тут черта между ними проходила не совсем так, как в предыдущем случае. Были офицеры благоразумные и нет, спокойные и беспокойные, с сильными нервами и слабонервные. В некоторых случаях оценки Буша входили в противоречие с его предрассудками: он склонен был опасаться неординарного мышления и жажды деятельности, тем более что при отсутствии прочих желательных качеств они могли доставить немало хлопот. Окончательным и самым заметным различием из всех, что Буш наблюдал за десять лет непрерывной войны, было различие между теми, кто может вести за собой и теми, кого надо вести. Это различие Буш ощущал, хотя и не мог бы выразить словами тем более такими ясными и определенными.
Это различие невольно пришло ему на ум пока он глядел как разговаривают на шканцах Хорнблауэр и Бакленд. Послеполуденная вахта закончилась, началась первая собачья вахта — ее должен был нести Хорнблауэр. Это было традиционное время отдыха: дневной жар спадал, матросы собирались на носу, поглядывая на резвящихся вокруг судна дельфинов. Офицеры, днем дремавшие в своих каютах, поднимались на шканцы подышать воздухом, побродить небольшими группками, поговорить.
На военном судне в походе негде упасть яблоку — такой тесноты не знали самые захудалые лондонские трущобы, где ютится беднота. Однако долгий и трудный опыт научил его обитателей применяться к этим нелегким условиям. На баке одни чинили одежду, весело переговариваясь между собой, другие, освободив себе квадратный ярд палубы, уселись, скрестив ноги, разложили инструменты, материалы и, не обращая внимания на шум и толкотню, занялись ювелирной работой: резали по кости, вышивали, мастерили крошечные модели. Ближе к корме офицеры гуляли по двое, по трое, на тесных шканцах, переговариваясь и не мешая другим гуляющим.