— Ты… уже?.. — спросил он, чувствуя, как перехватывает дыхание.
Его торопили, подталкивали, а он, все еще держал Клаву за рукав, лихорадочно и радостно думал: «Помнила…. Первым записала… Самым первым!..»
На следующий день, до начала собрания, ребята пели в клубе:
Вдоль да по речке,
Речке по Казанке
Серый селезень плывет.
Весь зал дружно подхватил шуточный припев.
В круг выскочил парнишка — токарь из механического — и пошел, притоптывая и вызывая желающих. Кто-то на мотив «Яблочко» сочинил частушки:
Эх, яблочко, катись под елочку —
Комсомолец полюбил да комсомолочку.
Девичьи голоса откликнулись:
Нам сказали на базаре,
Что мальчишки дешевы.
На копейку десять штук
Самые хорошие.
За весельем никто не заметил, что делает на сцене Клава Алешина. Подозвав Кията, она пододвинула ему тяжелый сверток и, давясь от хохота, сказала:
— Это тебе.
Кият удивленно развернул бумагу. В свертке была медная ступка и пестик. Председатель вскинул на Клаву настороженные, недобрые глаза.
— Что ты думаешь, мы здесь воду в ступе толчем? Так тебя надо понимать?
Клава прыснула:
— А ты постучи пестиком в ступку. Ну, постучи, не бойся.
Кият послушно стукнул. По залу разнесся гулкий звон. Все насторожились. Тогда, поняв в чем дело, засиявший Кият начал трезвонить так, что сразу смолкли песни, а те, кто был возле председательского стола, отворачивались и морщились, затыкая уши.
— Кончай благовест. Больше не будем!..
Эта ступка долго еще присутствовала на всех собраниях. И, когда кто-нибудь из выступающих начинал мямлить что-нибудь или повторяться, председатель стучал пестиком, звон означал: закругляйся, нечего в ступе воду толочь.
Водворив тишину, Кият взял в руки список.
— Начинаем обсуждать, товарищи. Первым по списку идет Яков Курбатов. Ну как, отводы есть? Выступления будут?
— Да чего там! Дальше давай.
— Знаем… Оставить!
— Пусть расскажет о себе.
— Не надо!
— А про самогонку? А как инструмент проиграл?
Алешинская ступка гудела, покрывая все голоса.
Ребята шумели: «Оставить! Оставить!» — но возле стола президиума уже стоял, одергивая сзади выцветшую солдатскую гимнастерку, Мишка Трохов.
— По поручению ячейки большевиков, — сказал он, морщась, хотя звон уже прекратился, — предлагается в списке Якова Курбатова оставить. Хотя от себя лично советую ему пересмотреть свои порочные мелкобуржуазные позиции.
Яшка вскочил, покрываясь краской.
— Какие позиции? Чего ты треплешься? — крикнул он.
— Вот-вот, — кивнул Трохов. — Недисциплинированность — одно из проявлений буржуазной стихии, мешающей классу…
Он ткнул в сторону Яшки указательным пальцем и продолжал говорить, не опуская его: