Чугунов был в помещении ЧОНа. Он сидел за столом, грузный, злой, небритый, будто невыспавшийся, и, постукивая по выскобленным доскам своим кулачищем, читал какую-то бумажку. Яшка заметил, что, когда они вошли, Чугунов поспешно спрятал ее в карман.
— A-а, орленки. Чего вам? Уже на дежурство? Отменяется.
— Почему?
— В ночь будете дежурить. Приказ пришел. И вот что, ребятки, садитесь-ка… Дело тут такое… Ну, прямо скажем, плохое получается дело. В городе застукали одну группку; они и раскололись — рассказали на допросе в Чека, что подготовлен поджог у нас на заводе. Поняли? Днем-то, на людях, не подпалить, а вот ночью будем высылать усиленные наряды. Когда у вас смена?
Яшка ответил, и Чугунов кивнул.
— Ну, вот и валяйте. Отработаете, сосните минуток так полтораста — и сюда.
Когда они вышли от Чугунова, Лобзик рассмеялся.
— Чего ты?
— Да ничего. Весело все получается. Ты разбудишь меня по пути, а?
Яшка, шагай впереди, не ответил. Уже у самых заводских ворот он, будто вспомнив что-то, обернулся.
— Вот что… После смены ко мне пойдем. Кият уехал, ложись на кровать. Барахлишко только захвати — одеяло там, подушку…
Лобзик как-то странно сверкнул на Яшку своими черными, как антрацит, глазами и улыбнулся.
— Значит, корешки?
— Какие еще «корешки»? — буркнул, не поняв, Курбатов. — Говори уж со мной по-русскому.
— Ну, дружки, значит? Гроб, могила, три креста…
Яшка оборвал его:
— Забудь ты эти свои штучки, Лобзик, могилы там или эти… когти. И о тюрьме у нас с тобой разговора не было. Точка.
Уже входя в цех, он подумал: «Что это он со мной так разболтался? Молчал, молчал — и нате вам». И тут же ответил сам себе: «А ты? Все Кияту выложил… Душа, что ли, требует?»
Как хорошо ни охранялись заводские помещения, а все-таки однажды ночью весь поселок был поднят по тревоге. Горели склады готовой целлюлозы. Подожгли их умело — изнутри, и чоновцы увидели пожар только тогда, когда огонь начал выбиваться наружу, лизать крыши. Спасти целлюлозу было уже немыслимо; единственное, что оставалось делать, — это гасить пламя, чтобы оно не перекинулось на другие заводские постройки.
Примчавшийся Чугунов, отчаянно ругаясь, орал чоновцам:
— Да что вы стоите? Оцеплять поселок!.. Поселок оцеплять, говорю! Чтоб мышь не пролезла. Головой отвечаете. Без вас здесь потушат. Ну!
Яшка исполнил приказание нехотя: черт его знает, хватит ли народа, чтобы погасить огонь! Возле последних домов он остановился, тяжело дыша, и обернулся: там, в стороне складов, пламя становилось все ярче. Лобзик, бежавший рядом, тянул его: