— Уснула наконец, — сказала она.
Вид у нее был усталый. Время близилось к десяти, час назад она увела Дитте: дочке пора было на боковую. Сперва чистили зубы, умывались, из ванной долетали голоса и плеск воды. Потом Дитте зашла пожелать покойной ночи. В белой ночной сорочке черноволосая девочка напоминала персонаж из комикса. Давешние дурные чары развеялись. Она подошла к Йоакиму, на миг прижалась к нему, тихонько шепнула: «Покойной ночи». Ему очень хотелось обнять ее, но он удержался от соблазна. Дитте ушла, где-то в квартире закрылась дверь. Стало тихо. Йоаким сидел на диване, пытался расслабиться. Целое море подушек отправил на другой конец, усаживался то так, то этак, но мягкий диван совершенно не пружинил, и ногам все время было неудобно.
По натуре человек тихий, спокойный, он не привык к людскому обществу. И критиковать увиденное или услышанное у других ему даже в голову не приходило. С какой стати судить-рядить? Он готов принять что угодно. Сорок лет. Полжизни, считай, уже позади. И коль скоро ему предложено вот это, он с благодарностью согласится.
Йоаким сидел, оглядывая комнату. Стены сплошь увешаны фотографиями — Дитте в самых разных ситуациях. Дитте-младенец, лежащая на светло-красном ковре. Дитте с белой от муки головой. Дитте, пекущая печенье. Дитте со школьным ранцем, на лестничной площадке. Золотоволосая Дитте на празднике Люсии. Он встал, подошел к полке, где рядком стояли книги, наугад вытащил парочку. Названия незнакомые. «Охапка роз», «Под гнетом тайн». Судя по всему, чтение для женщин, которым вечерами, после праведных трудов, просто необходимо дать роздых ногам и отвлечься от обязанностей. Однако, открыв книжки, он понял, что их никогда не читали. Переплеты открываются с таким сухим хрустом лишь по первому разу. Йоаким поставил томики на место, отошел к окну. Небо над городом озарено зеленоватым отсветом. Внизу проходила широкая улица, а за нею — железнодорожные пути. Подоконник легонько задрожал: поезд надземки отошел от перрона, освещенные окна вагонов змеей поползли прочь. Йоаким не знал Сюзаннина образа жизни и тем не менее словно бы знал. Да, во всем тут сквозило что-то знакомое. Поэтому он решил, что живет она примерно так же, как он сам.
Время шло, Сюзанна не возвращалась. Он вспомнил о немытой посуде, на цыпочках пробрался на кухню и, чтобы никого не потревожить, тихонько закрыл за собой дверь. На стене висели большой постер с изображением моркови и множество детских рисунков. На подоконнике разложены яблоки и апельсины. На полу — корзинка с хлебом и зеленью. Ему вспомнилась собственная кухня. Шахматный узор на полу, длинные рабочие столы. Здесь едва хватит места замесить хлеб. Но ему все равно понравилось. Он налил в таз воды, засучил рукава, а немного погодя вдруг заметил, что напевает. Чистую посуду расставил в порядке, который полагал правильным. В Сюзанниных системах он не вполне разобрался, однако решил, что так более-менее сойдет. Тщательно вытер стол, а мокрое полотенце развесил сушиться на спинке стула. Потом заварил чай в большом красном чайнике, отыскал две чашки и отнес в комнату.