А вот на отце случившееся почти не отразилось; он всегда относился к общественному мнению с безразличием и даже неприязнью и в последние годы постоянно отказывался от всех приглашений.
Когда в пятьдесят он упал с лошади и повредил спину, здоровье его сильно пошатнулось и уже не поправилось: до самой смерти он испытывал сильные и почти постоянные боли.
Жизнь в поместье текла своим чередом, тихо и спокойно, но Селеста видела, что и матери, и Джайлсу нелегко было найти знакомых своего возраста.
Она помнила детские праздники, ехать на которые приходилось за несколько миль. В Монастыре их тоже устраивали: летом — с пикниками, зимой — с играми и танцами.
Высказанное графом замечание о разнице в возрасте между родителями едва ли не впервые навело ее на мысль о том, как тяжело приходилось матери и сколь скучной была ее жизнь в поместье.
Скрашивать унылое существование, сводившееся к постоянной заботе о больном супруге и детях, леди Роксли помогало ее единственное увлечение — прогулки верхом.
Зимой она иногда даже отправлялась на охоту, и за весь год редко выпадал день, когда хозяйка поместья не выезжала по утрам. По возвращении, часа через два, лицо ее сияло румянцем, и в глазах прыгали задорные искорки.
Поначалу ее сопровождал грум, но потом она купила лошадь слишком быструю и норовистую, чтобы кто-то мог за ней угнаться.
Однажды Селеста услышала, как отец советовал матери брать с собой Хикмана.
Разговор случился после того, как она, возвращаясь с очередной прогулки, упала у какого-то забора, но смогла поймать лошадь и забраться в седло.
— Хикман стареет, — рассмеялась в ответ леди Роксли, — и ты прекрасно понимаешь, что Мерлин легко уйдет от любой из тех кляч, что стоят у тебя в конюшне.
— Я не собираюсь покупать новых лошадей, — отрезал сэр Норман.
— Значит, я буду выезжать одна. — Она беззаботно улыбнулась и, наклонившись, поцеловала мужа в щеку. — Не беспокойся. Уверяю, я вполне в состоянии позаботиться о себе.
Поместье Монастырь граничило с владениями маркиза Герона.
Когда Селеста подросла, до нее дошли слухи, передаваемые не иначе как шепотом, что у маркиза есть супруга, женщина со странностями и необузданным нравом.
Позже она услышала от слуг, что маркиза Герон лишилась рассудка и ее поместили в некую частную лечебницу.
— Какое несчастье, — обронила как-то Нана в разговоре со старшей горничной. — Такой видный мужчина, настоящий красавец, и надо же — остался без наследника. Теперь и титул передать некому.
— Эти умалишенные, говорят, живут долго, — кивнула горничная. — А супруги страдают — развестись-то нельзя.