— Не может такого быть, чтобы ярд этого материала стоил всего шесть пенсов! — восклицала она после очередной покупки.
И хотя Нана никогда не признавалась и стойко стояла на своем, Селеста подозревала, что если ей ткань досталась по шесть пенсов, то еще несколько монет служанка добавила из своего кармана.
Так или иначе, им оставалось только постараться как можно скорее попасть в Лондон.
Первая почтовая карета из Дувра проходила через деревню в половине одиннадцатого, и обе женщины появились в служившем остановочным пунктом «Синем кабане» всего за пять минут до прибытия экипажа.
Им кое-как удалось втиснуться в карету, и путешествие до столицы оказалось в высшей степени неудобным и малоприятным.
Конечной остановкой был «Белый медведь» на Пикадилли, где кучер объявил, что дальше не поедет, после чего Нана с Селестой потратили еще несколько минут на обсуждение дальнейшего маршрута. Тюрьма на Флит-стрит находилась между Ладгейт-Хилл и Флит-лейн.
В конце концов, понимая, что лишние расходы им совсем ни к чему, Селеста все же взяла наемный экипаж.
Услышав адрес, возница недоуменно воззрился на нее.
— Вы же вроде бы не из тех дамочек, что ездят в тюрьму, — заметил он.
— Тем не менее именно туда мы желаем поехать, — твердо сказала Селеста.
Она даже хотела отпустить экипаж по прибытии, но, обнаружив, что тюрьма расположена на территории рынка, быстро передумала.
Крики носильщиков, запах гниющих овощей, мусор на дороге, грязь и грубость навели ее на мысль, что найти другую карету после посещения Джайлса будет не так-то просто или даже невозможно.
Высокие стены, зарешеченные окна, общая атмосфера уныния и подавленности еще более омрачили настроение обеих женщин, живо представивших, в каких условиях содержится Джайлс.
Хмурый надзиратель спросил, по какому делу они пришли, и, услышав имя сэра Джайлса Роксли, кивнул.
— Должно быть, он на той стороне, что для господ.
За дверью посетительниц встретило мерзкое зловоние длинного каменного коридора с переполненными камерами по обе стороны.
Едва Селеста и Нана последовали за надзирателем, их захлестнули непристойные выкрики хлынувших к решеткам заключенных.
Казалось, сама красота и юный возраст Селесты поощряли их соревноваться в грубости, оскорблениях и гнусных предложениях.
Некоторые из обитателей камер были полураздеты, но еще более девушку поразил тот факт, что на соломе и грязных постелях валялись женщины в пестрых дешевых платьях или даже совсем без одежды.
Хватало здесь и детей, и людей как будто бы посторонних, скорее всего посетителей, с равнодушным видом переходивших от камеры к камере и, казалось, вовсе не обращавших внимания на жуткий шум.