Если бы Селеста не знала, что граф обручен, то, наверное, обратилась бы к нему за помощью и умоляла спасти. Но она помнила, какое лицо было у леди Имоджен на балу, когда граф обошел ее своим вниманием, и понимала, что нажила себе смертельного врага.
Учитывая все обстоятельства, разве могла она просить его о чем-то? Да и что он мог сделать? По закону до достижения совершеннолетия все вопросы за нее решал опекун, то есть Джайлс. Что же касается поведения графа на балу, то, может быть, он просто поссорился с леди Имоджен и намеренно ее игнорировал.
Скорее всего, они тогда же и помирились.
Селеста представила, как их уста соединяются в долгом поцелуе, и ощутила острую, пронзающую сердце, почти невыносимую боль.
Его поцелуй…
Его объятия…
Воспоминание отозвалось тем странным, теплым, упоительным ощущением, которое переполнило ее тогда. Мир исчез, остались только его руки и губы.
— Это — любовь, — прошептала Селеста, и слезы, уже давно подступившие к глазам, медленно покатились по щекам.
Измученная, она, должно быть, задремала и очнулась только тогда, когда в комнату заглянула Нана.
Селеста вдруг поняла, что была счастлива, потому что во сне снова танцевала с графом.
— Скоро обед, душечка, — сказала служанка. — Мастер Джайлс внизу, пьет в одиночку. Вам надо бы спуститься и поговорить с ним.
— Ох, не нужно было оставлять его одного, — укорила себя Селеста, торопливо поднимаясь с кровати.
И лишь тогда заметила, что служанка не уходит, а стоит в нерешительности у порога, как будто не решаясь сказать что-то еще.
— В чем дело, Нана?
— Я только-только узнала, что в Монастыре ждут к обеду его светлость.
Сердце подпрыгнуло и словно кувыркнулось.
— К какому часу его ждут?
Вопрос сорвался с губ еще до того, как она успела опомниться.
— Понятия не имею, — ответила служанка, — но ждут только его одного.
— Я должна с ним повидаться! Должна!
Произнося эти слова, Селеста уже чувствовала, как трепещет и поет сердце.
Она вдруг ожила, и черное отчаяние, весь день висевшее на ней чугунными гирями, вдруг исчезло без следа.
Но ведь он обручен!
Перед глазами встало прекрасное лицо леди Имоджен — большие зеленые глаза в густом обрамлении темных ресниц, пламенеющие волосы…
Мысль о том, что они вместе, была невыносима.
Внезапно она поняла, что нужно делать.
Идея была настолько невероятной, что даже сама Селеста не смогла бы сказать, пришла она непроизвольно или кто-то ее предложил.
Нана уже спустилась вниз.
— Я уеду завтра, — прошептала Селеста и, подойдя к стоявшему в комнате шкафу, открыла дверцу.
Рядом с платьем, которое она надевала на бал у графа, висели и лежали другие наряды, присланные матерью из Парижа за последние четыре года.