— Меня ничуть не скрючило, — заявил аббат.
— Это потому, что ты такой нечувствительный, — сказал Шишковатый. — Ты много разглагольствуешь о душе, а у тебя самого никакой души нет, и кроме того…
Аббат вскочил и замахнулся на него булавой.
— Не смей мне такое говорить! — вскричал он. — Ты не смеешь…
— Сядь! — приказал Харкорт ледяным голосом. — И положи свою булаву. Мы будем вести себя, как подобает джентльменам, чего бы нам это ни стоило.
Аббат с ворчаньем уселся, но булаву из руки не выпустил.
— А теперь, — сказал Харкорт Шишковатому, — ответь нам на вопрос, и без всяких посторонних рассуждений.
— Ответ состоит в том, — сказал Шишковатый, — что мы имеем дело с существом, у которого нет ничего общего ни с одним обитателем здешнего мира. Оно сродни самым глубинным корням жизни, наименьшему общему знаменателю природы. А природа, если хорошенько подумать, по сути своей жестока. Жестока и безразлична. Природе не свойственна любовь, ей все равно, что случится с кем или чем бы то ни было. Ее нельзя уговорить. Всем приходится жить по ее правилам. Ошибись хоть немного, и она тебя убьет, не задумываясь. Зло — это, по определению, отсутствие любви. Чтобы стать воплощением зла, достаточно одного — не испытывать любви, не подозревать даже, что она существует. Подлинное зло не любит даже само себя. Эти бугры не просили, чтобы их наделили жизнью; жизнь навязана им некоей неведомой, таинственной алхимией мертвой или умирающей материи. Может, жизнь даже внушает им отвращение, может, они недовольны тем, что их насильно заставили появиться на свет, хотя они об этом никого не просили. До вас понемногу начинает доходить, с чем мы имеем дело?
— Кажется, да, — задумчиво произнес Харкорт.
— Если бы мы напали на те бугры, — продолжал Шишковатый, — очень может быть, что они уничтожили бы нас прежде, чем мы смогли бы вступить с ними в схватку. Они ошеломили бы нас заложенной в них злобой, задушили бы зловонием, отравили бы накопленным в них ядом, покончили бы с нами десятком других способов. Они знали о нас и ждали нас. Лучшего ответа я дать не могу, потому что о буграх никто ничего толком не знает. Специалистов по ним не существует — каждый, кто вздумает стать таким специалистом, умирает раньше. — Он умолк и оглядел остальных. — Вы удовлетворены? Я ответил на ваш вопрос?
Никто ничего не сказал.
— Больше всего они любят выводиться, если это можно так назвать, в нетронутой лесной почве, — продолжал Шишковатый. — Там, где много лет скапливались гниющие отбросы леса, в которых содержатся неведомые начала, дающие толчок к их появлению. Почва этого леса лежала нетронутой, наверное, несчетные столетия. Я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь попал в такое положение, как мы. Даже в самых невероятных легендах моей расы не говорится, что они могут вылупляться разом в таком множестве. Я думаю, нападение на одного из них заставило остальных появиться на свет раньше времени. Как они узнали об этом нападении, я не знаю и даже представить себе не могу. В наших легендах ничего не говорится о том, что они способны общаться между собой.