Дети, они должны быть счастливыми обязательно, потому что детство и счастье — это, в общем-то, даже синонимы. Бритоголовые несовершеннолетние мудрецы совсем по-взрослому говорят: «Был бы человек, статья найдется», на свое заключение смотрят как на неизбежность. Впрочем, мне еще «посчастливилось», я попала в колонию образцового содержания несовершеннолетних.
Мои собеседники замкнуты и молчаливы, осознают, что если скажут «не то», трудно им будет жить после моего визита. Я уйду, а они вернутся в тот мир, где уже живут определенное время по принципам, кардинально отличающимся от законов мирной жизни. Они немногословны. По одному здороваются со мной, опускают глаза, называют имя, статью, срок. А я пишу: «Данила, 17 лет, убил отчима. Максим, 17 лет, изнасиловал малолетнюю соседку. Роберт, 16 лет, торговал наркотиками…» В камерах чисто, и даже в коридоре постелены паласы, но от этого уюта чувство безысходности только усиливается. Оказывается, без разрешения даже форточку открыть нельзя. Непонятно, зачем в коридоре висит плакат известной политической партии. Впрочем, плакаты этой партии везде: роддомах, яслях, детсадах, школах, ПТУ, вузах, больницах и даже хосписах. Думай, что хочешь.
В комнате для свиданий трогательная сцена: бабушка из отдаленной деревни приехала внука навестить. Рассказывает, как с ночи тесто поставила, чтобы испечь шанежки с брусникой: «И пудрой посыпала, как ты любишь, Виталька». А потом на холодном пазике приехала в райцентр и сразу зашла на рынок, чтобы «этих… пельсинов купить, потому что соседка Тамара Ильинична еще летом в газете читала, будто в них витамин ши-и-ибко полезный». Смахивает слезы дрожащими руками, говорит как сама с собой: «Весь в мамку ты, царствие ей небесное, если б не пила, рази б такое было. Пока сельпо было, она робила в магазине, на работу шла как на свадьбу, наряженная, напомаженная, а как закрыли все, на биржу встала и начала пить. Я ей говорю, вот, Зин, была ты царевной, а стала лягушкой. А она мне отвечает: ничего ты, мол, мама, не знаешь, сглазили меня. Я ей: тогда не только тебя одну сглазили, а весь район, а может, и Россию, ты посмотри, что делается, все спиваются кругом и мрут, мрут как мухи. Ты хоть, Виталька, за ум держись, одна радость ты у меня, спасибо тебе, есть для кого жить. Хоть в тюрьме, а все одно радуюсь, вот, Мишку-то Плетнева, подельничка твоего, убили, ножом порнули и в речку сбросили. Через неделю нашли его, весь черный, опухший. А ты, слава те Господи, жив, здоров, правда уж больно бледный, я за тебя записочки подаю каждое воскресенье, чтобы, значит, не обижали тебя тут, а весной выйдешь, и сразу в училище документы подадим на тракториста. Я узнала, туда без экзаменов берут, и стипендия тебе большая положена, потому как ты круглый сирота. А там, может, заодно и на права сдашь, шоферы везде нужны…»