У друга расширились глаза. Ему не нравилась идея хотя бы потому, что шутки с чужим сознанием считал очень опасными. Но другого выхода, как помочь и при этом не навредить психике ребенка еще больше, я не видела.
- Саш, это же "два в одном"! Мы узнаем, как выглядит маньяк, и заставим малую забыть пережитый кошмар. Она проснется утром и все будет хорошо. А потом наложим заклятье на твоих родителей. Сегодняшнего кошмара не останется в их памяти. - Воодушевленно уговаривала мага я.
- Ты понимаешь, что ты не только можешь навредить ей, но и себе. Перенятое от кого-то останется в тебе. - Притормозил мой полет парень.
- Тебе не должно ли быть все равно? Главное, что твоя сестра завтра проснется обычным ребенком. Снова будет улыбаться и говорить! А потом спокойно выйдет замуж и никаких проблем с мужчинами не будет испытывать: ни ненависти, ни отчуждения. - Настаивала я, зная, на что иду. Надо же хоть разок использовать свою силу во благо. - А потом я сделаю, как ты учил, все отдам воде!
- Ты же можешь сойти с ума! Вода в таком случае не поможет! - взвился маг, не зная, за кого переживать больше.
- Подумаешь! - махнула рукой я. - Я и раньше нормальной не была!
Сашка поднялся, внимательно меня изучая. И моя решимость передалась ему. Он кивнул. Я улыбнулась.
- Вы оба уверены? - уставилась на нас Римма, чувствуя рискованность нашей затеи.
- Идем! - встала я.
Малая спала. Ей снились кошмары, что совершенно не удивительно. И я, примостившись рядом с ней, погрузилась в ее сновидения.
- Ничего не трогай! - настоятельно просил Саша. - Будь наблюдателем. И все!
Мои глаза закрылись. Объятия сна были такими сладкими, словно я не спала несколько месяцев. Розоватая дымка дурманила, окутывала, несла меня куда-то. А потом это нежное тепло отступило, резко выпустив меня во тьму. Краски стали меняться. Крохотная, не внушающая уверенности тропинка настойчиво звала следовать ею. Я поддалась уговорам и пошла. Не имеющие отношения к делу воспоминания пришлось, словно ветви деревьев, бьющие в лицо, отводить от себя и идти прямо. А там вскоре появились мрачные очертания школы. Девочка пятнадцати лет с розовой сумкой, переброшенной через одно плечо, прощается с подружками, машет им рукой и не замечает притаившуюся за углом у кустов угрозу. Он стоит там, жадно вдыхая воздух, и ухмыляется, ожидая подходящего момента. Он возбужден этой игрой, потому что знает, что сопротивляться ему не будут - дети слишком слабы, а он - такой сильный и всемогущий. Он с легкостью может прекратить хрупкую жизнь ребенка, попавшего в его руки, просто свернув шею, как утенку, курочке и прочим животным, на которых он так умело тренировался, когда сам был маленьким. Конечно, он чувствовал себя особенным, почти богом. Эту слизкую противную ухмылку я запомнила лучше, чем лицо. Но даже наяву отыщу и сотру ее чем-нибудь острым, даже ногтями, если придется!