– Я служил Чегоданову, помогал ему, вдохновлял, устранял врагов, но только для того, чтобы уберечь Российское государство от падения. Мне казалось, что Чегоданов способен на рывок, на преображение, на подвиг. Что он начнет наконец долгожданное русское развитие. Но он ничего не делал – строил дворцы, купался в лазурных бассейнах, катался на горных лыжах, предавался наслаждениям со своей придворной гадалкой Кларой. Страна сгнивала, народ вымирал, мы проваливались в пропасть. И я понял, что спасение в революции. Пусть будет взрыв, пусть будет пролитие крови, пусть последуют неисчислимые несчастья. Но это остановит гниение, выведет на авансцену новых людей, спасет Россию. Выбирая между гниением и революцией, я выбрал Революцию. Но Революция – это вы. Вот почему я пришел.
– Но они украли у меня Революцию! – бурно воскликнул Лангустов, и зеленые жуки вспыхнули злобной бронзой. – Этот тупой буйвол Градобоев обокрал меня и увел мою возлюбленную, мою ненаглядную, мою неистовую красавицу Революцию. Он обманом овладел народной стихией и умертвил ее. Он превратил баррикады в эстрадную сцену. Уличные бои – в маскарадные шествия. Террористические акты – в жалобы на кремлевское начальство. Он могильщик Революции. Он положил на глаза Революции два медных пятака со своим изображением. Ненавижу его!
Эти последние слова Лангустов выкрикнул тонким, сорвавшимся голосом. Его бородка гневно трепетала. Морщины бежали в разные стороны, и казалось, вот-вот они разорвут кожу лица. Бекетов видел перед собой человека, снедаемого ревностью, изведенного ненавистью, которая лишила его чуткой бдительности. Делала беззащитным. Он был похож на черепаху, лишенную панциря. На змею, скользнувшую из чешуйчатой кожи.
– Наступает ваше время. Революция выбирает вас. Вы должны прийти на Болотную площадь и встать рядом с Градобоевым.
Лангустов захлебнулся клекотом, задрожал маленьким злым кадыком:
– Вы хотите, чтобы я встал рядом с этим претенциозным самозванцем Градобоевым, вскормленным на деньги ЦРУ? Или вы пригласите меня встать рядом с этим коммунистическим пельменем Мумакиным? Или с этой вислозадой куртизанкой Ягайло? Или с Шахесом, с этой рыбой фиш в чесночном соусе? С этими мелкими жуликами, смешными паяцами, колченогими карликами, которые за американские деньги имитируют русскую Революцию?
Лангустов хохотал, разбрызгивал блеск перстней, кожаная тапка с его ноги соскочила, и Бекетов увидел, что ногти его покрыты нежно-розовым лаком.
Диктофон на груди Бекетова бесшумно заглатывал этот дребезжащий хохот, визгливую брань, язвительные поношения.