Бора-Бора (Васкес-Фигероа) - страница 15

— Я все бы отдал, чтобы послушать историю об этом путешествии, — вздохнул Тапу Тетуануи.

— Мити Матаи никогда не говорит об этом путешествии, — заметил Чиме из Фарепити.

— Мой отец, выходивший с ним в океан, уверяет, что он рассказывает об этом путешествии только тогда, когда несколько дней находится в плавании, — поправил его Тапу. — Видно, море ему помогает говорить.

Потом он посмотрел вверх, определил положение солнца, устало поднялся на ноги и сказал:

— Будет лучше, если мы сейчас вернемся в деревню, если хотим добраться туда прежде, чем стемнеет.

— А что будем делать с ним?

— Унесем.

Они сломали толстую ветвь, очистили ее от листьев и, подвесив пленника за руки и за ноги, будто дикого кабана, подняли на плечи и, потея и ругаясь, зашагали в сторону селения.

Конечно, им пришлось попотеть, однако это того стоило. На закате дня они триумфальным маршем вошли на марае, где собрались все взрослые жители деревни, и положили к их ногам жуткого великана, покрытого татуировкой.

Большинство присутствующих не поверило своим глазам. Лицо Роонуи-Роонуи помрачнело, а на губах Хиро Таваеарии появилась едва заметная улыбка.

— Теперь я вижу, что ты был прав, — тихо проговорил он, покачивая головой. — Прости меня за мою недоверчивость. Так это и есть тот человек, с которым ты сразился?

— Я никогда не сражался с ним, — признался Тапу Тетуануи откровенно. — Убежал как заяц, но я сделал так, чтобы он попался в мою ловушку.

Никто не удосужился даже ответить ему. Наклонившись, все рассматривали дикаря, а самые старые поселяне принялись очищать чужака от покрывавшей все его тело грязи, чтобы внимательно рассмотреть татуировку, по которой можно было бы сказать, откуда великан родом.

Кто-то притащил воды и плеснул ему в лицо. Звероподобный варвар мотнул головой, открыл глаза, посмотрел вокруг и, зарычав, в который раз оскалил свои острые желтые зубы. Все в страхе отступили на шаг.

— Кто ты? — спросил Хиро Таваеарии. — И откуда ты?

Тут произошло такое, чего Тапу не видел никогда в жизни. Похоже, что дикарь понял вопрос. Он неожиданно высунул изо рта язык и, со страшной силой сжав челюсти, откусил его. Язык скользнул по груди и скатился на землю.

Брызнув фонтаном, из его рта полилась кровь. Собравшиеся в храме, все от мала до велика, выдохнули в ужасе и будто бы окаменели. Они задавались вопросом: есть ли предел жестокости этого неведомого чудовища, отдаленно напоминающего человека?

К какому народу принадлежит это существо, которое, чтобы не выдать тайн своих соплеменников, предпочло лишить себя дара речи столь страшным образом? И на какие зверства может решиться этот дикарь в отношении своего противника, если так обращается сам с собой?