– Ясненько! – сказал дед. – А я вот Макарыч! Если вы за молоком, через угурод пройдите к Петровне – у нее и корова, и коза.
– Да не, нам молока не надо. А одежду тут можно где-нибудь купить? Свитера там и все такое? – спросил зябнущий Багров.
– Одежя – это в Теше, – сказал дед, оглянувшись куда-то в вершины яблонь, где, должно быть, и пряталась Теша. – Это что ж вы, в поход голодранцами, значит, пошли?
– Ага, – согласилась Ирка и внезапно для себя добавила: – Можно мы у вас переночуем, а завтра дальше пойдем?
Багров изумленно оглянулся на нее. Вроде как проситься на ночлег они не договаривались. Ирка виновато улыбнулась.
Макарыч поставил Антигона рядом с лужей, в которую тот немедленно влез. Ирка вспомнила загадку Фулоны про главное отличие свиньи от кикимора: свинья везде грязь найдет, кикимор же ее еще и устроит.
Макарыч посмотрел на Ирку, на Матвея и задумчиво запустил в бороду пальцы. Багров спешно принял все меры к тому, чтобы казаться порядочным человеком, однако, не зная толком, как должны выглядеть порядочные люди, немного переборщил и надулся, как государственный деятель, которому вручают правительственную награду. Учитывая, что всю последнюю неделю он спал на лапнике, верилось в его значительность плохо.
Антигон, не пытаясь никого обмануть, сидел в луже. Со стороны деревенской улицы к нему деловито направлялись соседские утки. На нос Антигону села большая, красивая стрекоза. Выстрел липкого языка – и кикимор отплюнул крылышко. Второе прилипло к губе как прозрачный и твердый ус. В следующую секунду Антигон совершил головоломный прыжок и отвоевал у уток дождевого червя, утопшего после вчерашнего ливня.
Ирка с испугом уставилась на Макарыча: как он к этому отнесется. Тот отнесся нормально, даже одобрил:
– Ишь, какой у вас малец! Сам собе провизию добыват!.. Ну что ж, ночуйте! Вон и место вам!
Он кивнул на дощатую пристройку со стороны двора, имевшую отдельный вход. По случаю лета единственная рама была выставлена и замещалась желтоватой марлей, пузырящейся от сквозняка.
Спросив разрешения, Багров заглянул. В пристройке сложно, но вкусно пахло печью, сыроватой побелкой и старыми газетами. По углам стояли две ржавые кровати с проволочной сеткой и закругленными железными спинками. Одна из кроватей была не без кокетства застелена – вторая же вообще без матраца. Ирке кровати напомнили о детском санатории, в который Бабаня возила ее когда-то.
На стене висел календарь с центральной улицей города Арзамаса, обсиженный мухами настолько, что даже солнце на календаре казалось проеденным. Рядом на гвозде болталось одноствольное ружье. Опасности для зайцев оно давно не представляло. Курок отсутствовал. Ствол изнутри был чем-то забит. Во всяком случае Багров, как ни пытался, не сумел увидеть сквозь него просвет.