На лестнице вновь послышались шаги. Мошкин вскинул глаза и, едва увидев между балясинами стреуголенные старостью ножки и постреливающие колени, уже знал, кто это. Мамзелькина! Вот только что она делает тут?
Аида Плаховна спустилась. Зигя перестал обгрызать ногти и нетерпеливо подпрыгнул, замахав руками. Окружавшие его комиссионеры метнулись в разные стороны. Один замешкался и потерял голову, причем даже не в переносном смысле.
– Ну, чего расскакался? – добродушно спросила у него Мамзелькина.
– Бабуль, се-нить шладкое! – басом заныла «детка».
Аида Плаховна хмыкнула и достала из рюкзака яркую коробку.
– Вот дожила: взятку дали на старости лет. Один откупиться хотел, – пояснила она Нате.
– И вы взяли?
Мамзелькина не спорила.
– Взяла-то я, ясный пень, взяла… – хихикнула она. – Да ты, малый, не стесняйся! Больше загребай! Я сладкое-то не особо…
Гигант засопел и, ломая картон, принялся сгребать конфеты и засовывать их в рот, капая шоколадной слюной. Карлику это не понравилось. Он подскочил и принялся бить его по пальцам.
– Зигя! Не трогай! А у меня ты разрешения спросил? – орал Пуфс.
Мамзелькина небрежно оттолкнула его сухонькой ручкой.
– А ты, зигзаг батькович, не суйся! Без тебя разберемся! Кушай, дитятко, кушай! – сказала она с непередаваемой старушечьей интонацией.
Чувствовалось, что Плаховна благоволит к малоумному гиганту и не переносит карлика.
Прасковья толкнула ногой Ромасюсика, засмотревшегося на поедавшего шоколад гиганта.
– Аида Плаховна! Покажите им, что мне показывали! – попросила она.
Рука Мамзелькиной снова скользнула в рюкзак. На сей раз из него извлечен был свиток. Едва показавшись, он стал стремительно раскручиваться и в одно мгновение занял весь операционный зал. Многие метры списка обрушивались на пол извилистыми волнами. В одну минуту они покрыли пол на высоту колена.
Сколько же там было имен! Десятки и сотни тысяч. Не только славянские, но и индийские, китайские, английские. Выведенные мелким канцелярским почерком с кокетливыми завитушками. Изредка попадались и высохшие брызги крови – должно быть, писарь, утомленный каждодневной рутиной, поленился промокнуть их и подчистить ножичком.
Прасковья и Зигги Пуфс внимательно смотрели на закручивающиеся волны свитка. Лица у них были ожидающие.
– Где же это было? – рассеянно бормотала Аида Плаховна, близоруко, но одновременно с чудовищной скоростью просматривая список. – Ага! Вот!
Свиток внезапно перестал раскручиваться. Мелкие буквы увеличились и выпрыгнули из него:
30 июля. 16.25
Петр Чимоданов – небрежное обращение с осколочной гранатой. Агония – четыре с половиной секунды.