Нет, мы ведь искали, да… но чего?
Забыл.
Я, который ничего не забывает!
Остались в памяти дела и странствия, но ушло куда-то чувство, в них увлекавшее.
Обида на Си? Быть может.
Желание, гм, покрасоваться с какой-нибудь подружкой, чтобы приревновала та же Си? Пытаюсь ответить себе честно, и не получается. Тогдашние мысли словно спрятаны за пеленой непроницаемого тумана, словно я сам старался вычеркнуть их из памяти. Почему? Отчего? Нет ответов.
А ведь именно тогда, с тех путешествий, и начиналось то, что принесло мне в конце концов странное не то прозвище, не то титул: Познавший Тьму.
Наверное, всё начиналось с упрямства. Си была самим светом. Она и любила свет, тьма её не занимала.
Но при этом она как-то подозрительно неплохо в ней разбиралась…
И Ночные Всадницы. Откуда пошла её любовь к этому племени?
Гулльвейг, вспомнил я имя из рукописи Старого Хрофта, и тут мне сделалось как-то не по себе. Что за наследство приняла моя Сигрлинн, если вообще приняла? Или Всадницы – сами по себе, к «матери ведьм» отношения не имеющие?
Не хотелось об этом. Написанное Отцом Дружин властно уносило в прошлое, и я вновь видел роскошный, заботливо ухоженный всем нашим Поколением Джибулистан и наш с Си Голубой Город.
Эстери, я помню, очень любила цветы. Шендар души не чаял в певчих птицах, а Макран забавлялся с оживающими барханами и водопадами. Фелосте творила, не размениваясь на мелочи, сразу целые оазисы…
Разумеется, всё это были только иллюзии. Бродячие барханы, птицы, становящиеся пеной, разговаривающие камни – мы не могли творить по-настоящему живое. Достаточно вспомнить моего Хервинда. Мы лишь изменяли, приспосабливали, улучшали.
Поколение трудилось в поте лица, украшая Джибулистан, Страну Магов. Страну, доставшуюся нам в виде нескончаемой песчаной пустыни, чистого листа, где твори – не хочу.
Неужели мне одному тогда пришло в голову – а куда деваются труды предшествующих Поколений? Почему Джибулистан девственно пуст, где всё, накопленное за бессчётные эоны времени?
Си не удивлялась, она приняла всё, как есть… или, во всяком случае, сделала вид, что приняла. Вслух же со мной согласился один Ракот, и мои с ним раскопки странного холма посреди джибулистанской пустыни стали нашим первым делом.
Потом начались уже более дальние походы.
Потом мы мало-помалу перебрались в Замок Всех Древних, обманывая самих себя, что, дескать, ни за что не оставим наши труды в Джибулистане, непременно вернёмся! Что ж, мы порой и впрямь возвращались, проводили там какое-то время… и в смущении возвращались, с тягостью на сердце.