— Все гости уже это видели? — осведомилась Тоуни.
— Наверное… — И опять сочувственная нотка в ее голосе отдавала фальшью.
— Я буду есть внизу, — объявила Тоуни, беззаботно сунула газету под мышку и с высоко поднятой головой вошла в огромную столовую и прошествовала к столу.
Наварр встал и отодвинул для нее стул. Ее тело тут же откликнулось на его близость. Хоть она и злилась на него, но стоило ей только взглянуть на его зеленые глаза, темные волосы и щетину на подбородке, как она покраснела, а пульс у нее участился. Тоуни опустилась на стул, а Наварр предложил:
— Давай я положу тебе чего-нибудь. — И он нагрузил тарелку так, словно собирался накормить половину присутствующих, а не одну худенькую рыжеволосую девушку. — Ты, наверное, умираешь от голода, — заметил он, когда она тихонько ахнула при виде всей этой еды.
Под изумленным взглядом хозяйки Тоуни начала намазывать маслом первый тост.
— Я и не думала, что столько пройду. Я попала в болотистую местность, заблудилась и испачкалась. Не надо мне было так далеко заходить без карты. — Тоуни положила сахар в кофе, мысленно задаваясь вопросом, почему Наварр так обходителен. Он что, не читал статью? Остальные явно читали. Она чувствовала на себе любопытные взгляды. Очевидно, все жаждали скандала и надеялись, что он бросит ее прямо здесь и сейчас.
Наварр смотрел, как Тоуни поглощает еду в невероятных количествах, словно месяц постилась. Больше всего в людях его восхищало мужество, поэтому ее решение явиться к завтраку произвело на него сильное впечатление. Мало кто из женщин сохранил бы подобное великолепное спокойствие в столь неловкой ситуации.
— Мне нужно собрать вещи, — сказала Тоуни, допивая вторую чашку кофе.
Уложила она все за десять минут. Наварр зашел в тот момент, когда она закрыла чемодан.
— Нам надо поговорить до прилета вертолета, — ровным тоном произнес мужчина. — Мы еще пару дней будем жить в другом отеле, а потом я позволю тебе вернуться к своей обычной жизни. В Лондоне у меня будет много дел.
Тоуни ничего не сказала. Другой отель — слава богу, не тот, где она когда-то работала! Условия их сделки скоро будут выполнены. А ведь он только ночью говорил, что их интимная близость должна быть началом, а не концом!
Наварр спокойно окинул ее взглядом:
— Надеюсь, ты не беременна.
Тоуни замерла:
— Надеюсь, ведь в таком случае это сильнее всего скажется на моей жизни.
— Это нам обоим добавило бы проблем, — мрачно возразил Наварр.
Тоуни тут же захотелось с ним заспорить. Она была ребенком матери-одиночки и слишком хорошо знала, что ее рождение почти не оказало никакого влияния на жизнь ее отца. Если бы ее старшие сводные сестры не разыскали ее сами, когда она была подростком, Тоуни с ними никогда бы даже не познакомилась. Всю жизнь ее преследовало ощущение, что она недостаточно хороша, чтобы быть дочерью своего отца.