Потом Егор женился на Лене, той самой белой мышке, рассказавшей ему «всю правду» о Жанне. С тех пор, сидя за обеденным столом, Александр Николаевич всегда невольно сравнивал суетливую, «вечную девочку» с красавицей Жанной и думал, какие бы красивые у него были внуки, если бы она была их матерью…
Нет, Жанна не пропала… Она скорее всего даже выиграла из-за того, что не стала женой Егора. И может быть, именно эта история сделала ее более рассудительной и циничной, добавив шарма ее удивительной красоте…
Много лет спустя Иванов видел ее в Лос-Анджелесе. Специально нашел, встретился… С тех пор они не теряли друг друга из виду — раз в год поздравляли с праздниками и днями рождения. Он чувствовал свою вину, а Жанна, у которой все сложилось хорошо, не держала на него зла — он был интересен ей как человек и напоминал о покинутой родине и юношеской ностальгии. Конечно же, Егор об этом не знал…
Сын сильно изменился с возрастом: тонкие черты обрюзгли, фигура располнела. Из красавца, каким он был в юности, Егор превратился в импозантного, но в общем-то вполне заурядного субъекта средних лет с чиновничьей внешностью. Чем-то он даже стал напоминать суетливую и невзрачную Леночку…
Именно после истории с Жанной отец стал медленно, но неуклонно садиться сыну на шею. Почувствовав природным инстинктом старого вожака, что молодой самец ему не опасен, он стал постепенно «выкачивать» из сына то, чего не хватало ему самому — энергию, физические силы. Как-то незаметно Егор превратился для отца в дополнительный «аккумулятор». Отлично управляя его интересами и потребностями, Александр Николаевич считался с мнением сына даже меньше, чем в юности. И каждый раз, когда у него это получалось, когда он умудрялся в очередной раз повернуть судьбу сына так, как ему хотелось, он на него злился. Злился за то, что тот оказался настолько пустым, мелким и беспомощным, ничуть не похожим на него самого…
Мог бы Егор обворовать своего отца? К сожалению, мог… Но об этом думать не хотелось.
Александр Николаевич чувствовал, что его голова начинает разламываться от «думанья». Процесс, обычно доставлявший ему только удовольствие, стал раздражать, стоило только Иванову коснуться неприятных мыслей… Чаша весов между Егором и Лизой неминуемо склонялась в сторону сына, но верить в это Иванов не хотел…
И как всегда, когда ему предстоял сложный выбор, он привлек спасительную мысль, к которой прибегал всю свою жизнь: должен быть третий выход, должен. Иванов не верил в полярность мира, в «белое и черное». Он был из тех людей, которые, оказавшись в комнате без окон и дверей, проходят сквозь потолок… Да и почему, собственно, он так зациклился на этих двух фигурах? Столько народу бывало в доме, столько людей могли взять деньги…